В ней должно быть мое семя. Зачать с Аглаей дитя — много детей — сумасшедшая и дикая мечта. У нас ведь может быть семья. Настоящая счастливая семья. Шумная, большая.

Пытаюсь взять себя в руки. Аглая задала вопрос, а я утонул в мечтах о нашей жизни. Она будет принадлежать мне, как бы сильно не сопротивлялась.

— В коридоре кто-то есть.

— О, Господи!.. — Она быстро оглядывает свое полуобнаженное тело, а меня захлестывает удовлетворением и примитивной гордостью.

Моя женщина, полусонная и уставшая после безудержных ласк. Волосы растрепаны, спутались. От платья остались одни лоскуты. Моя страстная и нежная. Вспыльчивая. Мстительная. Ревнивая. Вкусная. На ней следы нашей любви. И одного взгляда достаточно, чтобы понять, что она принадлежит мужчине. Который имеет ее в любой момент, когда только пожелает. И она не может ему отказать. Не хочет.

Она так сердито на меня смотрит, как будто понимает, о чем я думаю.

Но мы не успеваем сказать друг другу ни слова. Шаги раздаются рядом с дверью. И одновременно со скрежетом петель я успеваю схватить Аглаю за руку и утащить за самый дальний стеллаж. Ненадежное укрытие. Остается только надеяться, что нежданные посетители пришли не читать.

Слышу два дыхания, шаги двух пар ног. Два знакомых запаха, один из которых — ненавистный. Смрад того, кого скоро будут жрать черви и могильщики. И младшая княжеская дочка. Полудохлая девка, которая вчера не могла закрыть говорливый рот. Даже не верится, что ужин у Балаха был только вчера.

Посторонние запахи раздражают. Испытываю отвращение от каждого вдоха. Мне слишком мало Аглаи. Тянусь к ней. Прижимаю сладкую ведьму к себе и зарываюсь носом в шелк волос.

Вот теперь становится легче. Внутри все возвращается на свои места, и я впервые за всю жизнь чувствую себя полноценным. Аглая напряжена в моих объятиях. Тяжело дышит и пытается закрыться руками. Но я рад хотя бы тому, что она не вырывается. Гребаный шажок к тому, что мы наконец поймем друг друга. Чувствую себя так, словно победил в сражении.

Голоса на другом конце читальни режут слух. Моя ненормальность превращается в болезнь, но только голос Аглаи воспринимается правильно. Все остальные звуки — жуткая какофония. Но как только я начинаю вслушиваться и осознаю весь смысл сказанного, становится еще хуже. И человек, и зверь выпускают когти и щетинятся, готовые в любой момент напасть.

— Иди же сюда, скорее! В крепости полно ушей. Поговорим тут. — Отвратный голос младшей княжны дрожит от волнения и нетерпения. Ей плохо удается скрывать эмоции. И я уже предчувствую, что девка что-то задумала.

— А тут нас как будто не подслушают! — Мразь, осквернившая своим касанием мою женщину. Его голос изменился. Нет привычного почтения и раболепия.

— В читальню никто никогда не ходит. Не пойму, зачем она вообще тут нужна… Великие Боги! Что здесь произошло?!

— Кажется, кто-то пытался ее поджечь…

— Ладно, это неважно. Ты достал то, что я просила?

Осторожно, чтобы не привлечь внимания и не выдать своего присутствия, слегка пододвигаюсь и заглядываю в тонкую щель между пухлыми книгами. Воевода как раз достал из кармана круглый пузырек. Мутная, темно-зеленая, жидкость, кажется смутно знакомой. Не помню, где видел такой отвар, но точно видел.

— Вот, как и было приказано. Такой силы, что хватит усыпить всю волчью стаю.

— Вируш ни о чем не догадался? — Мелкая тварь выхватила пузырек почти с волчьей скоростью.

— Нет.

— Замечательно. Осталось дождаться Ночи Личин, и Волчий Принц станет моим.

Не знаю, кого больше удивляет эта новость: меня или Аглаю. Ведьма вздрагивает в моих руках. Ногти впиваются мне в кожу, и я вижу, как крепко она сжимает челюсти. Разрываюсь между яростью после услышанного и сладким тягучим удовлетворением от реакции Аглаи.

— Вы уверены, что у вас получится?

— Да. На празднике я не отойду от него ни на шаг. Мне останется только улучить момент и подлить ему снадобье. А дальше дело за тобой. Поможешь мне перетащить его в мои покои и раздеть. Все должно выглядеть так, будто он сам явился ко мне и обесчестил. Тогда отцу придется вспомнить, что он тоже имеет мужское достоинство. А Принцу не останется иного выхода, кроме как жениться на мне.

— Если раньше он не женится на вашей сестре.

— Что-о-о?! Да Аглаида никогда в жизни не выйдет замуж за оборотня. Она лучше счеты с жизнью сведет. Я свою сестру знаю. Не могу пока понять, в какие игры она играет с принцем… Наверное просто хочет утереть остальным нос. У нее-то до принца поклонников не особенно много было. С таким характером. И широкими боками. — Сейчас мне хочется разделаться с ней, как с ведьмой.

Но хуже всего то, что Аглаю, кажется, задевают ее слова. Она сутулится, зажимается и опускает плечи. Пытается отстраниться, но я не пускаю. Ее тепло проникает в меня, течет по венам вместе с кровью. Чувствую, что начинаю гореть, словно в ведьмовском костре. Хочется поделиться этим жаром с Аглаей, но она ускользает от меня. Ее разум уже где-то далеко. Сосредоточенное лицо отвернуто от меня. Я не владею более ее мыслями. Изгнан из них ущербной девкой.

— Княжна, может и не хочет за него замуж, вот только он сегодня просил ее руки у вашего отца.

Вот же мра-а-азь… Нужно было выпотрошить его прямо там, когда увидел, как он лапает Аглаю. Или еще раньше, когда учуял на ней его вонь.

— Этого не может быть! Нет! Ты врешь!

— Не вру. Сам слышал. Он в крепость явился, на Сатану был похож. Сразу к князю пошел. Меня выгнали, но я у дверей подслушал. Он сказал, что ночью присунул этой недотроге и теперь хочет жениться на ней.

— Нет…. Нет-нет-нет… Не может этого быть. А она что?

— Вроде бы против. Я так и не понял. Этот ублюдок утащил ее куда-то. Поговорить якобы хотел. Мне уйти пришлось. Не знаю, такой ли у них звериный слух и нюх, как все говорят, но проверять не хотелось.

— Это все из-за тебя! Потому что ты идиот! Ты должен был ее соблазнить! Уложить в постель первым!

— Я пытался…

— Да ничего ты не пытался! А может, тебе вообще нечего в нее вставить?! А? Всего-то и требовалось задурить ей голову. Ты бы уже был князем! Да почему я тебя всему учить должна?

— Я пытался! В любви ей признался. Но она, как будто и не слышала. Холодная стерва.

Он подписал свой смертный приговор. Дело времени — когда от него останутся куски мяса на съедение червям. Разорву тварь на мелкие лоскуты. Голыми руками. Когтями вспорю на живую.

— Признался в любви?! Ты ополоумел? Она где-то шаталась ночью, полуголая. Тебе даже не хватило ума ее грудь пощупать.

— За такое она меня сразу отправила бы на виселицу.

— И правильно бы сделала. Будь ты настоящим мужиком, она и вякнуть бы не посмела. Да только у нее, похоже, между ног побольше твоего телепается.