– Ой… Я сожалею. Но как же…

– Мы здесь вообще-то по делу, – резко оборвала их светскую беседу я, отбросив в сторону снимок.

Обескураженный моим напором, Исаак даже обжегся кипятком.

– По какому? Я думал, ты захочешь узнать о…

– В Бёрлингтоне происходят убийства, – быстро начала я, боясь, что если дам Исааку вставить еще хоть слово о моей матери, то не сдержусь и действительно начну расспрашивать его о ней взахлеб. – Уверена, ты в курсе. Уже шесть убийств с этого лета. Ритуальных. Кто-то отрубает жертвам пальцы и вырезает глаза, заменяя их черным жемчугом. Еще на их телах оставляют знаки. Вроде таких, – я подобрала красный карандаш с письменного стола и, схватив чью-то непроверенную контрольную, криво начеркала пару символов.

Исаак взял у меня листок, напряженно хмурясь.

– Похоже на подмену.

– Что еще за подмена?

– Sibstisyon. Так назывался этот ритуал на Гаити. В начале шестнадцатого века кто-то из рабов перевез его в США. Твоя мама рассказывала о нем. Я отлично запомнил его, потому что ничего более жуткого мне изучать не доводилось. Это магия, полная боли.

Я вздохнула: эти слова были для меня болью не меньшей. Точно соль на рану – лишний повод пожалеть о гримуаре моего ковена, утерянном в пожаре. С ним я бы давно нашла разгадку всему, что сейчас происходит.

– Только в том ритуале не было черного жемчуга…

– Полагаю, потому, что это послание лично для меня, – сказала я, скрещивая руки на груди. – Так что за ритуал?

Исаак снял очки и протер засаленные стекла краем рубашки, садясь в дырявое кресло.

– Способ спасти ковен, если ему грозит вымирание. К нему прибегают лишь в отчаянии. Потому он и зародился на Гаити: прибывшие после Колумба работорговцы вырезали или распродали почти все местное население. Зная, что им грозит, ковены добровольно приносили себя в жертву. Оставалась жить лишь Верховная – она переносила магию своих ведьм в какой-либо предмет, чтобы убежать с ним как можно дальше и, когда все утихнет, передать магию достойным. Основать новый ковен, но сохранить традиции.

– Верховная переносила в предмет души? – переспросила Зои, отхлебывая жасминовый чай.

– Нет, только силы. В те времена, когда выхода не оставалось, этого было достаточно. Не знаю, какой толк в этом ритуале в современном мире, но слышал, что один ковен в Кливленде практикует его, но уже для других целей…

– В Кливленде? – Я напрягла все свои извилины, чтобы вспомнить. – Точно! Верховного того ковена зовут Марк Сайфер, верно? Моя мать как-то упоминала о нем. Он ее бывший.

Исаак кивнул, ничуть не удивившись этому.

– Да, верно. Больше я ничего не знаю. Одри, тебе не следует находиться в городе, если здесь происходит такое…

Я закатила глаза и едва не съязвила в ответ. Решив вместо этого абстрагироваться, я вернулась к столу и перешла к другому снимку, лежащему на коврике под компьютерной мышкой. На нем мы отмечали наш с Джулсом пятый Имболк. Мама, одетая в парадные одежды Верховной, держала нас за руки на фоне костра. Следующий снимок был сделан на Рождество: мы втроем лепили снеговика. Каждая фотография была датирована – за один год мама присылала Исааку минимум три наших фото, вплоть до моего последнего дня рождения, проведенного с ней вместе.

– Значит, ты все это время знал, что у тебя есть дети, но даже не пытался стать им отцом?

Этот вопрос гудел внутри громче всех остальных, перебивая мысли. В какой-то момент я не удержалась, и он вырвался, как рой ос, ужалив и отца, и меня.

Исаак глубоко вздохнул и подал мне свежезаваренную кружку с чаем, будто церемониальное чаепитие было сейчас уместно. В моем взгляде полыхал огонь, я чувствовала это – чудо, что он не полыхал где-то еще, вокруг меня. Но, ничуть не страшась, отец миролюбиво кивнул на старый диван, заправленный пледом, приглашая сесть.

– Я знаю, что ты думаешь, но… Позволь мне рассказать свою историю. После я приму любое твое мнение обо мне, каким бы оно ни было.

Он указал взглядом на кружку с чаем, и, скрепя сердце, я приняла ее, как жест временного перемирия. Совладав с брезгливостью, я села рядом с Зои. Диван протяжно скрипнул под нашим весом.

– Мне было около двадцати, когда мы с твоей мамой встретились. Я еще учился и часто бывал на конференциях в Нью-Йорке. Тогда помимо истории я увлекался еще и ихтиологией. – Заметив недоумение на наших с Зои лицах, Исаак снисходительно пояснил: – Это наука о рыбах. В Бруклине находится самый старый океанариум в США… Там мы с Викторией и познакомились. Я пришел за полчаса до закрытия, лишь бы глянуть на него хоть одним глазком. На следующий день меня уже ждал утренний рейс в Манчестер. Из посетителей в океанариуме были лишь мы двое – я да Виви. Она рассказала мне столько удивительного о морских существах! Ни в одном учебнике такого не найти. Я никогда не встречал столь умной и красивой женщины, которая вдобавок умеет шутить. Она сказала, что тоже проездом в городе, навещала старую подругу… Я проводил ее до дома, и на этом все.

Голос Исаака охрип, и он сделал глоток горячего чая, чтобы смягчить его. Зои повела бровью, как и я.

– То есть после этого вы разъехались? Как же тогда появилась Одри с Джулианом? Из рыбьей икры вылупились? – в лоб спросила она, и я толкнула ее в бок.

Исаак засмеялся одними губами, почти беззвучно.

– Это случилось гораздо позже. Мы встретились снова лишь спустя несколько лет, случайно. К тому времени я защитил кандидатскую и стал профессором. Приехал в университет Вермонта на всю весну. Нужно было подменить одного моего товарища, который слег с инфарктом… В общем, весь апрель мы с Виви провели вместе, не расставаясь. Тогда я и узнал, что она ведьма. На какое-то время мы даже расстались, я был сильно напуган, но потом… Я вдруг понял, почему нашел ее такой удивительной. Нечасто доводится встречать человека, заставшего гражданскую войну, о которой ты писал диплом! И да, Одри… Я знал, что она замужем. – Услышав это, я едва усмирила желание выплеснуть чай Исааку в лицо. – Но, когда любовь случается, никакие доводы рассудка не способны ее остановить. Я ни в коем случае не снимаю с себя вины. Я просто примиряюсь с ней. Свое наказание я уже понес. – Он глянул на свои дрожащие пальцы, из-за которых дрожала и чашка, расплескивая жасминовый чай. – Но худшим наказанием был уход твоей матери от меня. На протяжении нескольких лет я приезжал в Бёрлингтон каждую весну и осень, пока ее муж, Валентин, был в разъездах по делам ковена. Мне хватило и месяца, чтобы полюбить Виви на всю жизнь. Но однажды, когда я вернулся к ней вновь, она просто не пришла на встречу… А спустя несколько месяцев я получил первую вашу фотографию с Джулианом.

Я поставила кружку на стол, так и не сделав из нее ни глотка, и встала. Мне потребовалось навернуть несколько кругов по комнате и высунуться в окно, чтобы переварить все это. Ни Зои, ни Исаак не мешали мне, снисходительно храня молчание.