торчали повсюду. Ключи обычно оставляли в замке или вовсе не глушили двигатели. Увы, любителей притопить быстро принимала полевая жандармерия, которая только и следила, чтоб не нарушали скоростной режим, чтобы на базу не загуляло бухло, или чтобы кто-то кому то не притиснул в укромном уголке. При таком количестве женщин это было сущим наказанием.

Между пятым и седьмым чек-пойнтом, за которым уже начиналась узбекская территория, был длинный пролет, где все при возможности топили полтинник. В середине этого прогона, Джейк всегда съезжал с гравийной трассы на обочину и мы палили косого с бамбуком. Джейк был сыном польки и филиппинца. Хотя фамилия у него и вовсе была испанская — Алонсо.

Джейк Алонсо вырос в бандитском Детройте и быстро определил в моей физиономии уличную шпану. Он искал связи с разумными существами в нашей цивилизации и я был первым настоящим контактёром. Джейк единственный из тысячи человек на базе относился ко мне как к равному. Да и то не всегда у нас было полное понимание.

На левом плече у Джейка был тёмно-зеленый шеврон — большой стилизованный земной шар, типа как в заставке передачи «Международная панорама», а в земной шар лупила толстая золотая молния. Сигнальные войска. В советской армии это называлось войсками связи. Одним словом работой Джейка был оптоволокнистый высокоскоростной шифрованный интернет НИПР.

Раньше сержант-майор Джейк Алонсо служил на авиабазе в Омане. В оманском лагере ВВС базируется авиадивизия Р3 Орион — легкие морские патрульные самолеты охраняющие важный для экономики США Ормузский пролив.

«Оман это рай, Алекс-бой, Оман это Эдем», часто с грустью повторял он.

Когда Джейку оставалось два месяца до ротации и радостного путешествия в Рамштайн, а потом и домой, в Мичиган, он стал выгуливать Николь Сахарные Сиськи из контрактного взвода. Однажды, перегревшийся на солнце Джейк наехал на арабских копов, которые фоткали Николь топлесс. Арабы стали его крутить, а еще на пляже загорали морпехи. Ю дон фак вид маринз, райт, Алекс-бой? Маринз дей донт фак эраунд.

Джейка отбили, а арабская мусорня позорно отступила со стратегического пляжа. Святейшим оманским шейхам такой беспредел совсем не пришёлся. Кончилось тем, что морпехи поехали выполнять интернациональный долг в Кэмп Носорог под Кандагаром, а Джейк в виду того, что скоро кончался контракт — в Кэмп Оплот Свободы, он же К-2, он же, по словам Джейка глубочайшая задница человечества.

Мы стояли перед эскадрильей выстроенных в ряд узбекских СУ- 24 и СУ-25 разукрашенных в веселые цвета джамахирии и выпускали на них бамбуковый дымок.

— Поразительно, что нас так пугали советской угрозой, Алекс-бой! Разводка из разводок! Джейк делал круглые глаза и качал головой

— И как вас вообще можно было бояться?

— Что ты имеешь в виду?

— Я уже третью неделю в К-2. За все это время ваши тренировались всего один раз — минут тридцать. У нас больше тренируются в день, чем у вас в неделю. Это не армия, бро. Это бой-скауты какие-то.

— Ну ты и загнул, Джейк! При чем тут советская угроза? Это ж узбеки. Какие им нахер тренировки — у них даже денег нет на бензин. Ты узбеков с русскими не путай, сержант-майор Алонсо!

— Русские, узбеки — хер ли мне разница? Это же русские истребители — Сухой.

— Истребители может и русские, но летают на них теперь только узбеки, понимаешь? Ты что серьёзно не можешь русского от узбека отличить, бро? Вот я, по-твоему тоже узбек?

— Не, ты не узбек, бро, ты Сухой!

Алонсо засмеялся и сплюнул шарики белых сушняков в каршинскую пыль.

— Все равно бро, вы не страшные. В Карши горячую воду на два часа в день дают. Были тут в увольнительной у одной шалавы, блин, а с шалавами у вас совсем труба, одна на троих. Короче, холодной водой пришлось мыться там.

— Ты опять не поймёшь. Это ж Карши. Вот будет увольнительная еще, я тебя в Ташкент свожу.

— Ташкент? Слыхал. Там говорят есть стрипушники круче нью-йоркских, врут или нет?

— Вот поедим — сам увидишь.

Я представил, как у Алонсо выпадет челюсть, когда он увидит Асю и Ясю у шеста в Узбечке.

— Ну, Алекс-бой! Н-ууу!

Джейк радостно рванулся вперед вызвав нездоровое напряжение у узбекского часового, охраняющего ржавеющий покой сушек.

— Ну Алекс-бой, ну если ты теперь меня кинешь!

Джейк сложил два пальца, приставил мне ко лбу, как Клинт Иствуд, и гаркнул «бэм!»

На моё счастье представитель крупной варяжской компании оказался дома.

Где же это видано, чтоб голыми руками брать за горло ежей международного шпионажа. В тайне я верил в приговорную силу красиво составленных резюме. Резюме от Малявина обязано было принести удачу.

Малявин, разряженный в турецкий шёлковый халат заклеивал пластырем палец и ругался. Он купил по случаю японскую картинку, изображающую павлина, любующегося первыми цветами сакуры. Картинка, однако, скорее всего, была проклята автором. Подозреваю, он рисовал не по своей воле. То ли тщеславие, то ли карточный долг вынудили неизвестного мастера древнего искусства суми-э, рисовать красивых и бестолковых павлинов, вместо того, чтобы умиротворённо созерцать первые цветы сакуры самому.

Гвозди гнулись, молоток лупил по пальцам, а картинка несколько раз попыталась покончить с собой, шумно грохнувшись на пол.

«Грёбаный стыд» — повторял в отчаянии Малявин, сам навязавший себе этот болезненный кармический экзерсис.

Мы промудохались со своенравным суми-э минут сорок, потом наконец, удалось спокойно присесть и приступить к главному.

Малявин сварил кофе в серебряной турке вывезенной из Антальи, где он любовался минаретами, и мы закурили по турецкой папиросе. Надо вам сказать, путешественник Малявин страстный, как эстонец Крунзенштерн. В Турции он курил папиросы, в ночном клубе Берлина принял пол-таблетки экстази, один раз курнул опиума во Вьетнаме, а в Бангкоке отведал настоящий дуриан. Все стены его апартаментов были увешаны трофеями, как в мультике про Сенкевича и его тур в Хейердал.

* * *

После кофе, мой друг отыскал «папку» с резюме на компьютере, и мы вступили с ним в трогательную ролевую игру. Мэтр изображал загадочного американского бизнесмена голландского происхождения — Ван Эппса, Донована, а я пытался изобразить, того, кого тщетно пытаюсь изобразить вот уже столько лет — самого себя.

Как сказал один известный режиссёр — «нет сценария, нету и кино». Получается без сценария нет и меня? А как прикольно было бы если нам в начале жизни вручали ее полный сценарий. С другой стороны о чем же тогда нам с вами писать тут мемуары гейши? В ИТУ строгого я немного научился предсказывать будущее. Например, под конец осени, когда ярко-красные и желтые листья становились одинаково бурыми, я легко мог предсказать — скоро выдадут зимние ватники и ватные же шапки всех цветов радуги — как бы в память об увядающих листьях. Однажды утром всё покроется тонким неуютным ташкентским снегом. А свободные граждане джамахирии все еще будут убирать с полей хлопок маркиза Карабаса. Эти пророчества не радовали меня своей мистической силой. Наоборот — от знания скорой зимы сердце приходило в трепет и наступала скорбь.