– Могу я вас кое о чем спросить?

– Поздновато расшаркиваться, не находите?

– Насчет Фалькони.

Нильсен насторожилась:

– Да?

– Откуда эти шрамы у него на руках? Почему он их не заживил?

– А, шрамы… – Нильсен задвигала ногами, пытаясь устроиться поудобнее. – Почему бы вам не спросить у него напрямую?

– Неловко – возможно, это болезненная тема.

Нильсен посмотрела на нее в упор. Кира впервые за все время их знакомства заметила, что в ее радужке есть зеленые прожилки.

– Если Фалькони захочет, он сам все расскажет. В любом случае это не моя история и я не могу ею делиться. Уверена, вы понимаете.

Кира не стала настаивать, но скрытность Нильсен лишь усилила ее любопытство.

Они мило поболтали еще полчаса о перипетиях жизни и работы на Венере. Кире эта планета представлялась красивой, диковинной и притягательно-опасной. Работа Нильсен в издательском бизнесе настолько отличалась от профессиональной деятельности Киры, что она поневоле задумалась, сколь разнообразен личный опыт обитателей Лиги.

В конце концов, когда чашка Киры опустела и Нильсен, судя по всему, относительно приободрилась, Кира встала и уже собралась уходить, но первый помощник ухватила ее за запястье.

– Спасибо вам за чай. Очень мило с вашей стороны. Я серьезно.

От доброго слова у Киры потеплело на сердце.

– Обращайтесь. Рада, что мы поговорили.

Нильсен улыбнулась – искренне, – и Кира улыбнулась в ответ.

Вернувшись в свою каюту, Кира замерла перед зеркалом у раковины. В тусклом освещении (по времени корабля наступила ночь) на ее лицо легли глубокие тени, так что изгиб носа выделялся еще рельефнее.

Она ощупала искривленный нос; его легко было вправить. Резкое движение вернет его в норму, и затем Кроткий Клинок исцелит ее лицо, как в первый раз.

Но ей этого не хотелось, и теперь она понимала почему. Чужак стер все отметины на ее теле: все бугорки, черточки, веснушки и малейшую шероховатость. Он стер телесную запись ее жизни и заменил ее бессмысленным слоем волокон, не хранивших отпечатка прожитого опыта. У нее отняли так много, что она не хотела новой потери.

Остаться кривоносой – таков был ее выбор, ее способ изменить плоть, которую они делили на двоих. Кроме того, это служило напоминанием о прошлых грехах, которые она твердо решила не повторять.

Зардевшись от этой решимости и устав от изучения множества снимков системы, куда они прибыли, Кира улеглась и – даже после трех месяцев, проведенных преимущественно в бездействии, – уснула.

Она и сросшаяся с ней плоть – не захватчик, а даритель – шли, призванные в свидетели, вслед за Высочайшим по полю искривленной поросли: злокачественные умыслы дали ядовитые плоды. И Высочайший вознес Посох Синевы и произнес одно-единственное, резкое слово: «Нет».

Затем Посох опустился и ударил оземь, по вспученной почве. Смурый круг рос окрест Высочайшего, когда каждая порченая клетка разрывалась на куски. Зловоние погибели и разложения окутывало поле, и Высочайший был согбен скорбью.

И ранее – иной излом: один из ее братьев стоял перед Синклитом Гептархов в приемном зале с высокими сводами. Высочайший опустился на узорный пол и Посохом Синевы коснулся помазанного кровью чела ее брата:

– Ты больше не достоин.

Затем плоть отделилась от плоти: другой Кроткий Клинок ускользнул прочь от Посоха, убегая от его силы и оставляя тело сросшегося с ним соратника беззащитным, уязвимым. Ибо Посоху Синевы невозможно воспротивиться.

Еще один разрыв – и она осознала, что стоит рядом с Высочайшим на смотровой площадке огромного звездолета. Впереди под ними парила скалистая планета, зеленая и алая от роения жизни. Однако там таилась скверна – она вызывала ощущение угрозы, будила жажду быть не здесь – будто бы злой нрав был у самой планеты.

Высочайший вновь вознес Посох Синевы: «Довольно». Посох склонился, всполох сапфирового света породил поток теней – и планета исчезла. Далеко, много дальше местоположения планеты, скривилось облако звездного света, и Кире скрутило живот. Ибо ей было ведомо, что предвещало такое искажение…

Кира проснулась. Сердце выпрыгивало из груди. Она не вылезала из-под одеяла несколько минут, пересматривая воспоминания Кроткого Клинка. Затем вскочила и позвонила одновременно Фалькони и Акаве.

Как только они вышли на связь, она выпалила:

– Мы должны найти Посох Синевы. – И рассказала им о своем сне.

– Если в этом есть хоть доля правды… – нахмурился Фалькони.

– Тогда еще важнее, чтобы мы не дали медузам дотянуться своими щупальцами до этих технологий, – перебил Акаве.

Звонок завершился, и Кира проверила их местоположение: они все еще держали курс на планету e. «Нужно подобрать название получше», – подумала она. Оттуда, где они находились, без увеличения на снимках с камер корабля планета казалась лишь сверкающей точкой, ничем не отличающейся от близлежащих точек, обозначающих другие тесно расположенные планеты.

За ночь разумы кораблей обнаружили еще больше искусственных объектов, дрейфующих в системе Жукхи. Инопланетяне явно жили здесь долго. Кира просмотрела новые находки, но не увидела ничего особо примечательного, поэтому отложила их изучение на потом.

Затем она проверила сообщения. Пришло два новых. Первое (предсказуемо) – от Грегоровича:

.

Она ответила:

.

.

.

.

Второе сообщение – от Воробья:

.

Кира провела рукой по затылку. Она ожидала весточки от Воробья. Будет нелегко, что бы та ни задумала, но Киру это не смущало. Ей было любопытно узнать, окупятся ли ее экзерциции с Кротким Клинком. По крайней мере, теперь, когда она окончательно проснулась и хорошо поела, взаимодействие с чужью должно пойти легче.

Кира заварила на камбузе утренний челл и направилась в трюм. Морпехи уже готовили там снаряжение для предстоящей высадки на поверхность планеты e. Ей приветственно покивали, похмыкали, Санчес даже отсалютовал. Все они выглядели не настолько истощенными после крио, как экипаж «Рогатки». То ли из-за генных модификаций, то ли они от природы были крепко сложены – Кира не знала.