– Рядовой! – рявкнул Хоус. – Хватит.

Но он, как и остальные, избегал смотреть на Воробья.

– Есть, сэр.

Воробей не замедлила шаг и никак не отреагировала, будто и не слышала. Кира не отставала от нее. Она была озадачена. Когда они вышли в коридор, Кира спросила:

– Черт возьми, в чем дело?

К ее удивлению, Воробей оперлась рукой об стену. Казалось, ее сейчас стошнит. Почему-то Кира сомневалась, что это проявление криоболезни.

– Эй, ты в порядке? – спросила Кира.

Воробья бил озноб.

– О да. Полет нормальный.

Она потерла уголки глаз тыльной стороной ладони.

Кира продолжила задавать вопросы (она не знала, что еще тут можно предпринять):

– Как они узнали, кто ты?

– Из послужного списка. На каждом флотском корабле есть доступ ко всему архиву, за исключением инфы о спецоперациях. Держу пари, они прогнали мое фото через базу данных. Это несложно. – Воробей фыркнула и отстранилась от стены. – Кому-нибудь расскажешь – я тебя убью.

– Скорей всего, меня медузы раньше доконают… Что значит «газовая башка»? Подозреваю, ничего хорошего.

Губы Воробья скривила горькая усмешка.

– Газовой башкой называют того, кого следовало бы выкинуть в открытый космос. Кровь закипает и превращается в газ. Понимаешь?

Кира смотрела на нее, пытаясь угадать скрытый смысл.

– Но почему ты?..

– Неважно, – пробормотала Воробей, выпрямляясь.

Она хотела было идти дальше, но Кира преградила ей путь.

– На мой взгляд, важно.

Воробей вперила в нее взгляд, на скулах заходили желваки.

– Прочь с дороги, Наварес.

– Я не отойду, пока ты не расскажешь, и силой ты меня не сдвинешь с места.

– Отлично, тогда я просто усядусь здесь. – И Воробей устроилась на полу по-турецки.

Кира присела на корточки рядом с ней.

– Я должна знать, почему ты на ножах с морпехами.

– Ты здесь не капитан.

– Нет, но мы вместе рискуем жизнью… В чем дело, Воробей? Не может быть, что все совсем уж скверно.

Ее собеседница фыркнула:

– У тебя большие проблемы с воображением, если ты так думаешь. Ладно. Фиг с ним. Хочешь знать правду? Меня вытурили со службы на флоте из-за трусости перед лицом врага. В итоге я провела семь месяцев в карцере. Ну вот, довольна?

– Не верю, – сказала Кира.

– Конкретные обвинения: я оставила свой пост, проявила трусость перед лицом врага и напала на командира. – Воробей с вызовом скрестила руки на груди. – Вот почему я – газовая башка. Ни один морпех не захочет служить с трусом.

– Ты не трус, – серьезно возразила Кира. – Я видела тебя в бою. Черт возьми, ты бросилась за той девочкой, будто это пустяки.

Воробей покачала головой:

– Это совсем другое.

– Чушь собачья… Почему-то мне кажется, что все дело в так называемом «нападении на командира».

Вздохнув, Воробей откинулась назад и стукнулась головой об стену. Эхо от глухого удара разнеслось по всему коридору.

– Потому что, черт возьми, ты слишком головастая, вот почему. Его звали лейтенант Эйснер, и он был отпетым гадом. Меня перевели в его подразделение в ходе боевого задания. Это еще во время пограничной войны с Шин-Заром. Эйснер был хреновым офицером. Он постоянно втягивал свой отряд в неприятности на поле боя и почему-то точил на меня зуб. Издевался надо мной, что бы я ни делала. – Она пожала плечами. – Когда одна из наших операций пошла наперекосяк, я сорвалась. Эйснер пропесочил моего пулеметчика на пустом месте, я вмешалась и устроила Эйснеру разнос. Вышла из себя и в конце концов вмазала ему по роже. Такой фингал влепила – просто загляденье. Я должна была нести караул и оставила пост, поэтому Эйснер обвинил меня в трусости перед лицом врага. – Воробей снова пожала плечами. – Семь лет службы – коту под хвост, вот так вот. Единственное, что у меня осталось, – генные модификации.

И она напрягла бицепс на руке, а потом расслабила его.

– Вот дерьмо, – сказала Кира. – Ты не могла опровергнуть обвинения?

– Не-а. Дело было в полевых условиях, во время боевых действий. Лига не собиралась отсылать нас в тыл для расследования. Видео подтвердило, что я оставила пост и ударила Эйснера. Только это имело значение.

– Так почему бы тебе не пойти к ним, – Кира указала на трюм, – и не объяснить, как все было на самом деле?

– Ничего хорошего из этого не выйдет, – фыркнула Воробей, поднимаясь. – Почему они должны мне верить? Для них я не лучше дезертира.

Она похлопала Киру по плечу:

– В любом случае это неважно. Нам не обязательно обожать друг друга, чтобы делать одно дело… А теперь ты дашь мне пройти или как?

Кира посторонилась, и Воробей, прихрамывая, прошла мимо, оставив ее в коридоре одну. Поразмыслив некоторое время, Кира поднялась в центральную часть корабля и направилась в рубку. Она хотела поговорить с Фалькони. Он был там, Нильсен тоже – и выглядела существенно лучше, чем накануне.

Они с первым помощником по-свойски кивнули друг другу, и Кира подошла к капитану.

– Какие новости?

– Пока что никаких.

– Ясно… У меня к вам просьба.

Он настороженно посмотрел на нее:

– Неужели?

– Вы полетите со мной на планету?

Фалькони приподнял брови:

– Зачем?

Нильсен в другом конце рубки оторвалась от дисплея и вслушивалась.

– Потому что я не хочу оставаться там одна с бойцами ОВК.

– Вы им не доверяете? – спросила Нильсен.

Секунду Кира колебалась с ответом:

– Вам я доверяю больше.

Фалькони помедлил и ответил:

– Ну, сегодня тебе повезло. Я уже договорился обо всем с Акаве.

– Вы покидаете корабль? – спросила Кира, еще не веря до конца.

– Не только я. Еще Триг, Нильсен и энтрописты.

Первый помощник фыркнула:

– Сбылась моя мечта о прекрасном воскресном вечере.

Фалькони ухмыльнулся Кире:

– Не в моих привычках отказать себе в удовольствии осмотреть местные достопримечательности.

Тревога Кира несколько ослабла.

– Значит, Воробей, Хва-Йунг и Вишал останутся на борту?

– Именно так. У ОВК есть свой врач. Воробей еще не очухалась после операции, а Хва-Йунг не влезает ни в один наш экзоскелет. К тому же я хочу, чтобы Хва-Йунг была на корабле на всякий пожарный.