вам намедни не стоило так кричать из-за пустяков». – «Это я с перепугу». – «Что вы? Передо мной?» – «В конце концов, ко всякому человеку можно привыкнуть». – «Вы очень любезны». Ишь как эта канашка умеет глазки строить, этакий лукавый бесенок, пари, что она еще сегодня будет моя. Ой, не дождешься, миляга, она собирается только помучить тебя, чтобы ты рассказал ей все, что знаешь. Глаза, глаза-то у тебя какие. Словно ты целый пучок сельдерея съел.

Наконец маэстро за роялем исчерпал весь свой репертуар, да и роялю пора отдохнуть, устал ведь, спать захотел, Рейнхольд и Мици идут погулять, бродят по холмам, заглядывают в лес, говорят о том о сем и идут под руку, и этот Рейнхольд вовсе не так уж плох. А когда в шесть часов возвращаются в кургауз, Карл уже вернулся на автомобиле и поджидает их. Неужели же ехать теперь домой, вечером будет полнолуние, мы все вместе отправимся в лес, будет чудесно, что ж, это можно. Так что в восемь часов они втроем отправляются в лес, а потом Карлу поручается вернуться, заказать в гостинице комнаты и распорядиться насчет автомобиля. Встретимся, говорят, потом на террасе у кургауза.

Много в том лесу деревьев, много там ходит людей под ручку, есть там и уединенные тропинки. Рейнхольд и Мици, замечтавшись, идут рядом. Мици все хочется что-то спросить, но не знает, что именно, ах, так хорошо идти под руку с этим человеком, ах, спросить можно и в другой раз, сегодня вечер такой чудный. Но, боже мой, что подумал бы обо мне Франц, надо поскорей уйти из этого леса, хотя тут так хорошо. Рейнхольд предложил ей руку, у него есть правая рука, и он идет слева, Франц всегда идет справа, странно так идти, какая сильная у него рука, настоящий мужчина. Они идут меж деревьев, почва мягкая, а у Франца губа не дура. Надо будет девчонку у него отбить, с месяц она будет принадлежать мне, а он как хочет. Ну а если он станет бузить, то получит при первом же случае по башке, так что даже и встать забудет, красивая баба, черт подери, с огнем, и верна ему.

Идут, болтают о том о сем. Темнеет. Лучше говорить, чем молчать; Мици вздыхает, опасно, очень опасно идти, не разговаривая и лишь ощущая близость другого. Она только глядит на дорогу, куда она ведет. Не знаю, что мне от него надо, ах, Господи, что же мне от него надо, в самом деле. Они почти все время кружат на одном месте. Мици незаметно тянет в сторону шоссе. Открой глаза, приехали.

Часы показывают восемь. Рейнхольд достает карманный фонарик, они направляются в гостиницу, лес остался позади, ах, птички пели там так чудно, так чудно[644]. Что-то дрогнуло в Рейнхольде. Удивительно тихая была прогулка. У него просветленные глаза. Он мирно шагает рядом со своей дамой. Жестянщик одиноко поджидает их на террасе. «Получил комнаты?» Рейнхольд оглядывается – нет Мици, исчезла. «Где ж моя дама?» – «Ушла к себе в комнату». Он стучится к ней. «Велели сказать, что уже легли».

В нем все дрожит. Ах, как было чудно. Темный лес, птички. Что мне, в сущности, нужно от этой девчонки? Эх, какая же у Франца славная подруга, вот ее бы мне. Он сидит с Карлом на террасе; они курят толстые сигары, улыбаются друг другу. «Собственно говоря, что нам тут делать? Спать мы могли бы и у себя дома». Рейнхольд все еще дышит медленно и глубоко, изредка попыхивает сигарой, темный лес, кружение на месте, она ведет его обратно на шоссе. «Если тебе так хочется – пожалуйста, Карл. Я остаюсь на ночь здесь».

А затем они вдвоем еще раз идут на опушку леса, садятся там и глядят вслед проезжающим автомобилям. Много в том лесу деревьев, нога ступает как по мягкому ковру, много там ходит людей под ручку, какой же, какой же я все-таки подлец.

Суббота, 1 сентября

Это было в среду, 29 августа 1928 года.

Три дня спустя все повторяется сызнова. Жестянщик подкатывает с автомобилем, а Мици… Мици сразу сказала да, когда он спросил ее, хочет ли она опять прокатиться в Фрейенвальде, и сообщил, что Рейнхольд просится с ними. На этот раз я буду сильнее, думает она, садясь в автомобиль, и в лес с ним не пойду. Она сразу согласилась, потому что Франц последнее время чем-то расстроен и не говорит почему, а ей необходимо это узнать во что бы то ни стало. Ведь она и деньги ему дает, и все; ему ни в чем нет отказа, так что ж его еще гнетет?

Рейнхольд сидит в автомобиле рядом с ней и сразу же обнимает ее за талию. Ведь все уже предрешено: сегодня ты в последний раз уезжаешь от своего ненаглядного Францекена, сегодня ты останешься у меня столько, сколько я захочу. Ты моя пятисотая или тысячная женщина, до сих пор всегда все шло хорошо, как по маслу, авось все будет в порядке и на сей раз. Она сидит и не знает, что случится дальше, но я-то знаю, и это хорошо.

Автомобиль они оставляют в Фрейенвальде перед гостиницей, Карл Маттер идет один с Мици гулять по Фрейенвальде, день – суббота, 1 сентября, время – 4 часа дня. Рейнхольд вздумал соснуть часок у себя в номере. После шести он вылезает, возится что-то с машиной, а затем опрокидывает для храбрости рюмочку и отчаливает.

В лесу Мици чувствует себя великолепно. Карл такой милый, и о чем он только не рассказывает, у него был патент, который откупила та фирма, где он работал, буквально за гроши, а сама нажила на этом миллионы, вот так и облапошивают доверчивых служащих, которые должны вперед давать на это письменное согласие, а с Пумсом он работает только между прочим, потому что сейчас конструирует новую модель, которая сведет на нет все, что украла у него та фирма. Такая модель стоит больших денег, он не может выдать Мици, в чем дело, потому что это секрет, большая тайна, если эта штука удастся, все на свете совершенно изменится, трамваи, пожарное дело, ассенизация, словом – все, это изобретение применимо ко всему, решительно ко всему. Они вспоминают свою поездку на автомобиле после маскарада, по сторонам шоссе мелькают дубы, 128 дней из года подарю я тебе, каждый с утром, с полднем и с вечером.

«Ау, ау!» – кричит Рейнхольд в лесу. Ну да, это же Рейнхольд, и они ему отвечают: «Ау, ау!» – Карл немедленно испаряется, а Мици становится серьезной,