Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Когда ты уйдешь?
– Когда надо будет. Я же не знаю, почему я к тебе привязана.
– Потому что ты не существуешь. Я тебя придумала. От тоски и одиночества. А еще потому, что я больная. Тебя. Не. Существует.
Хейвен захныкала, села в противоположном углу, зажав уши, и начала раскачиваться. Она всегда так делала, когда я на нее кричала. Словно маленькая девочка. А ведь, когда она умерла, ей было около двадцати шести.
– Не! Существует!
– Кимберли! – раздался голос сестры-целительницы.
– Извините! – прокричала я в ответ. – Мы больше не будем.
А для Хейвен все-таки еще раз прошептала:
– Не существует!
Когда Хейвен расстраивалась, мы часами сидели молча. И если отвернуться, можно было сделать вид, что Хейвен здесь нет, я по-прежнему одна. Эта иллюзия позволяла на время забыться.
Мне вспомнился первый раз, когда она появилась. Я увидела ее на завтраке. Хейвен стояла вдалеке, неотрывно глядя на меня. А потом, подойдя, спросила:
– Привет, это ты меня убила?
Потом я потеряла сознание, а когда очнулась, она уже поселилась в палате. С тех пор почти два года мы не расставались. И несмотря на то, что частенько я приказывала ей навсегда уйти, Хейвен не слушалась. И в некоторые моменты я была даже рада ее присутствию. Кристина говорила, через Хейвен со мной говорит подсознание. А по мне, лучше бы оно молчало.
Перед завтраком пришла новая сестра-целительница. Она не слышала, как я кричала ночью, поэтому улыбалась.
– Я принесла для тебя сапожки, Кимми! Они чудесные.
– А завтрак? – нахмурилась я.
– Лекарь Дельвего велел привести тебя одетую к воротам, едва ты проснешься. На завтрак сегодня нет распоряжения.
– Ну вот, – надулась Хейвен, – мне это уже не нравится. Давай останемся?
– Ты же вчера уговаривала меня пойти!
– Я передумала!
– Вот и отлично, мне все равно плевать.
Сапожки были действительно чудо как хороши. С аккуратными бронзовыми заклепками, идеального размера, с блестящими новенькими кожаными пряжками.
– А причесаться? – попросила я.
Но щетки у сестры-целительницы не оказалось, а стрелки часов приближались к семи. Мы вышли на холодный весенний воздух, и я с любопытством рассматривала капельки росы на жухлой траве. Я так давно не видела росу, что забыла, как она пахнет. Ярко и свежо. Это был запах утра.
Меня не торопили, но в воздухе витало напряжение: Кристина явно просила привести меня как можно скорее. Однако я чувствовала, что, если буду торопиться, снова впаду в ступор. Я не выходила за пределы лечебницы два года, и сама мысль о том, чтобы снова войти в город, вызывала дрожь. Я была уже на грани.
И наконец переступила ее: словно налетев на невидимую стену, остановилась.
– Не пойду, – прошептала я.
– Что?! – Хейвен будто и забыла, что всего пару минут назад уговаривала меня не ходить. – Ким!
– Не пойду. Не пойду, Хейвен. Туда нельзя.
– Почему?
– Просто нельзя. Я чувствую, там… что-то плохое. Я всегда чувствую плохое.
Хейвен нетерпеливо притоптывала у входа в сад.
– Тогда надо выйти и проверить. Идем, Ким…
Она отступала назад, протягивая мне руку. С каждым шагом все отдалялась и отдалялась. Словно растворялась в утреннем тумане.
– Хейвен! – крикнула озадаченная я.
– Идем! – прошелестела листва. – Иначе так никогда и не узнаешь…
Хейвен скрылась среди деревьев, а я словно очнулась. Не обращая внимания ни на лекарку, ни на собственный дикий страх, я рванула вперед. Но Хейвен нигде не было. Она никогда не уходила! Никогда меня не оставляла! Даже в те дни, когда я считала, будто ее нет, и надеялась, что это закончилось, она незримо была рядом, а сейчас я ее совсем не чувствовала.
Я выскочила за ворота. В обычное время за это полагалось немедленное оглушающее заклятие, но сейчас почему-то ничего не случилось. Я сотни раз проигрывала в голове этот момент и сотни раз погибала, пытаясь вырваться на свободу. Все сны кончались здесь, за воротами «Хейзенвилль-гард». Но сейчас вместо оглушающей тьмы я увидела… улицу.
Безлюдную, поросшую вдоль обочин травой. Уходящую вдаль, теряющуюся в тумане. Обрамленную, словно темной тесьмой, лесом.
Хейвен не было. И не было еще кое-чего очень важного: страха оказаться за пределами лечебницы. И пусть то был совсем небольшой и глупый страх, самый незначительный из многих, я почувствовала, как дыхание становится глубже.
– Кимберли? С тобой все в порядке? – услышала я голос Кристины.
Будто над ухом кто-то щелкнул пальцами. Я очнулась от полусна и резко обернулась.
Кристина и ее брат не сводили с меня глаз.
К нам уже спешила грузная сестра-целительница. Она изо всех сил старалась поспевать, но куда там – я всегда была самой быстрой среди ровесников и за два года взаперти не растеряла навыки.
– Простите, господин Дельвего, – запыхавшимся голосом проговорила женщина, – она так побежала, я не успела…
– Просто хотела скорее увидеть, что за воротами, – поспешно оправдалась я.
Кристина долго смотрела мне в глаза, ища агрессию или приступ паники. И наконец медленно кивнула.
– Можешь идти, – бросил сестре-лекарке Хантер.
Та поспешила подчиниться, наверняка радуясь, что так легко удалось избежать нагоняя.
Я не сразу заметила еще одного спутника Кристины. А когда заметила, начала пристально рассматривать.
Мужчина обладал мощным телосложением. Очень мощным – на его фоне я смотрелась просто несуразным подростком. Черные волосы он стриг очень коротко, а серые глаза – почти такие же серые, как у Хантера, – смотрели враждебно. Он рассматривал меня с явным неодобрением, глядя сверху вниз. Впервые в жизни я была не прочь поговорить с Хейвен. Он бы ей понравился?
– Вы кто? – спросила я.
– То же самое я спрошу у тебя, Кристина. Кто это?
– Кимберли, познакомься с детективом Аланом Ренсомом. Алан, это Кимберли. Моя пациентка.
– Кристина, ты это всерьез? Я думал, мы ждем твоего коллегу. Как сумасшедшая девочка может помочь мне в расследовании?
Мне и самой хотелось это знать, поэтому я поступила как всегда – слилась с пейзажем, сделалась тенью и наблюдала.
Сколько секретов, тайн и загадок можно узнать, всего лишь наблюдая. Когда никто не замечает твоего присутствия, когда для всех ты – маленькая тихая девочка Кордеро, неспособная обидеть и муху. Наблюдать – вот самая интересная часть игры. Смотреть, как жертва в отчаянии мечется, упиваться ее страхом и собственной властью.