— Я очень обрадовался твоему звонку, — говорит Густав, усаживаясь на кровать. — Я беспокоился.

— Из-за чего? — спросила Мину, прикрывая дверь.

— В «ПЭ» очень много говорили про тебя и твоих друзей. Конечно, больше всего про Линнею и Иду, но про тебя тоже. Они ненавидят твоего отца за его статьи. И заодно ненавидят тебя. И Ванессу, и Анну-Карин, потому что они с тобой дружат.

Мину ставит рюкзак на пол и садится рядом с Густавом. На стене комнаты все так же висит фотография Густава и Ребекки. Как давно Ребекка пыталась убедить Избранниц, что им нужно держаться вместе, лучше узнать друг друга, стать Кругом.

Теперь она могла бы ими гордиться.

— Завтра вам лучше не ходить в школу, — говорит Густав. — Я почти уверен: Робин и Эрик что-то затевают.

— Но мы не можем прятаться дома, — возразила Мину. — Да и что они могут сделать в школе?

— Ты, наверно, думаешь, я паникер?

— Нет, я так не думаю.

— Обещай хотя бы подумать над тем, что я сказал, — попросил Густав.

Мину кивнула.

— Так о чем ты хотела поговорить?

Мину открыла карман рюкзака и достала подвеску. И сразу почувствовала остатки сильной магии, которой был заряжен этот амулет. Кончики пальцев стало слегка покалывать.

— Ты такую где-нибудь видел? — спросила она.

Густав бросил взгляд на подвеску, встал с кровати и подошел к письменному столу. Обратно он вернулся с черной коробочкой, которую протянул Мину:

— Открывай!

Мину осторожно приподняла крышку. На черной подушечке из искусственного бархата лежал точно такой же кулон.

— Я получил его вчера, после того как меня приняли в члены «ПЭ». Рикард предложил мне войти в круг доверенных лиц.

Мину трогает подвеску. Пока она не чувствует никакой магии, но, возможно, амулет каким-то образом можно активировать.

Она закрывает коробочку.

— Это входной билет на Праздник Весны в школе, — объясняет Густав.

— Все члены «ПЭ» получили такие подвески?

— Только те, кто учится в гимназии. И учителя. Большинству членов «ПЭ» кулоны раздавали на прошлой неделе. А Рикард носит его уже с лета.

Мину оцепенела.

— Рикард?

— Да, я видел у него этот кулон на тренировках.

Рикард первым заговорил о «ПЭ». Рикард, который до прошлого года ничем не выделялся, вдруг стал лидером. «Наверно, им управляют, как Дианой», — подумала Мину.

— Такой кулон раньше носил только Рикард? — спросила Мину.

— Я больше ни у кого не видел.

— А теперь их получили все? Все, кто будет завтра на Празднике Весны?

— Да. Почему тебя так интересует этот кулон?

Если бы она могла ему рассказать!

— А что на этом празднике будут делать? — вместо ответа спрашивает она.

— Просто тусовка. Шведский стол и танцы. Награждение лучшего молодого члена «ПЭ». Празднование дня весеннего равноденствия и «начала светлого времени».

Все это звучит вполне невинно, и Мину не знает, как предупредить Густава об опасности. Она и сама не знает, откуда грозит опасность.

— Густав, не ходи туда, — просит она.

— Я не могу. Иначе меня не примут в круг посвященных. И я не получу доступа к важной информации.

— Они опаснее, чем ты думаешь!

Ну почему она не может сказать Густаву то, что ему так важно знать.

— Вот именно поэтому я не могу стоять в стороне и смотреть на происходящее. Ты сама сказала, что не хочешь прятаться.

Мину видит, что переубедить его не удастся.

— Обещай мне, по крайней мере, что не наденешь этот кулон, — говорит она.

Он удивленно смотрит на нее:

— Ладно, если это для тебя так принципиально…

Оба замолкают. Неожиданно для себя Мину понимает, что сидит очень близко к Густаву. Чувствует тепло его тела. Их руки лежат на покрывале совсем рядом, почти соприкасаются.

И вдруг безо всякого предупреждения Густав берет Мину за руку.

По телу Мину разливается хорошо знакомое чувство. Ладоням становится щекотно, а руки слабеют и не слушаются. Щеки Мину пылают, она боится поднять на Густава глаза. Наверно, ее рука кажется ему вялой, как липкая мертвая медуза. Но он ее не отпускает. Долго-долго. Она мечтает, чтобы это побыстрее закончилось. Она хочет, чтобы это никогда не заканчивалось.

Мину отнимает руку. Пытается разобраться в своих чувствах. Пугается своих мыслей. И отгоняет их.

— Мне надо домой, — говорит она.

— Извини, если я…

— Нет, — прерывает она его объяснения. — Это не так. То есть я не поэтому… Я просто… Просто мне надо идти.

Ида открывает глаза. Вспоминает про ссору с родителями и просыпается. Садится в кровати. Смотрит на часы. Еще нет и половины шестого.

Они довезли Вилле до Вестероса, где он едва успел на последний поезд в Стокгольм. Домой Ида вернулась ночью. В доме все спали. Никто к ней не вышел, не спросил, где она задержалась так поздно. Никто даже эсэмэски не послал, чтобы узнать, где она находится.

Ида идет в душ и долго стоит под водой, стараясь смыть ночные страхи. Она оглядывает свое тело, ищет в нем изменения, следы присутствия Анны-Карин, но ничего не находит.

Она возвращается в комнату. Открывает шкаф и долго стоит перед рядами полок с одеждой.

Тот выбор, который она привыкла делать раньше, теперь ее не устраивал. Возможно, потому, что вся ее жизнь теперь стала иной.

Что надевает человек, идя туда, где его все ненавидят? Анна-Карин на ее месте напялила бы какую-нибудь бесформенную тряпку, чтобы не бросаться в глаза. Линнея надела бы что-нибудь несусветное, чтобы все тыкали в нее пальцем.

А что выбрать Иде?

Ей кажется, что тело опять стало чужим. Что она не настоящая Ида, а актриса, которая играет эту роль. Она проводит рукой по рядам аккуратно сложенных свитеров, платьев, развешанных на плечики. Полный набор маскарадных костюмов для роли Иды.

После получасовой примерки она наконец принимает решение. Светло-синий джемпер с V-образным вырезом и джинсы. Сделав тщательный макияж, Ида смотрит на себя в зеркало. Серебряное сердечко блестит в свете люстры. Его поверхность стала шероховатой и тусклой. Мама подарила его Иде в первом классе. С тех пор она носит его не снимая. Сердечко стало ее частью, и порой она даже забывает про него.

Ида трогает сердечко. Надо поговорить с мамой. Чтобы мама ее поняла.

Семья сидит на кухне и завтракает. Что-то не так, но Ида не сразу понимает что. Четыре человека, четыре стула. Стул, на котором обычно сидит Ида, стоит у стены.