казаться ему с каждой минутой все тяжелее, она ударялась о его череп все с большей силой, как будто вода стала превращаться в ртуть. Удары отдавались у него в мозгу с болезненной силой, боль возрастала, мешала ему думать. В мозгу у него все перемешалось.

«Если эта пытка продлится долго, я сойду с ума, — подумал он. — И все же Кулькелуби никогда не вырвет у меня имени моей Иды, потому что подобное признание будет означать смерть для бедной девушки. Сердце мне подсказывает, что за всем этим стоит ненависть и ревность Амины».

Он посмотрел на Кулькелуби: тот продолжал курить и пить, ел мороженое, которое приносил слуга. Негры стояли неподвижно, уставившись взглядом на медный сосуд.

Глубокая тишина царила в галерее, ее нарушал только монотонный звук падающих капель.

Капля падала за каплей, размеренно, медленно.

Прошла еще четверть часа. С головы несчастного капала вода, одежда совершенно промокла. На ковре образовалась небольшая лужа, она все время росла.

Боль стала нестерпимой, барон уже начал сомневаться, что сможет выдержать эту странную пытку. Теперь ему казалось, что его бьют палицей и удары отдаются в мозгу.

В висках стучало, в ушах стоял звон, мысли его все больше путались.

Из сжатых губ вырвался стон.

Услышав его, Кулькелуби отложил кальян и встал, с иронией глядя на барона.

— Ну, красавчик, — сказал он, — как тебе нравится мое изобретение? Я думаю, что даже монахи из инквизиции не способны придумать что-нибудь подобное. Теперь ты будешь говорить?

— Нет, — ответил дворянин, собрав все свои силы.

— А я говорю тебе, что долго ты не продержишься.

— Убей меня!

— Твоя жизнь мне не принадлежит, поэтому я не могу это сделать.

— Будь ты проклят!

Кулькелуби пожал плечами, снова взял кальян, откинулся на подушки и закурил, умело изображая полное спокойствие:

— Я подожду. Мне спешить некуда.

Он был совершенно уверен в успехе, этот неверный. И действительно, не прошло и часа, как барон потерял сознание. Обморок длился несколько минут.

Несчастный был бледен как полотно, глаза его вылезали из орбит, он не держался на ногах и, конечно, упал бы, если бы его не удерживали у колонны цепь и наручники.

Когда он пришел в себя, у него начался бред. Бессвязные и непонятные слова срывались с его губ. Он говорил о галерах, о сражениях, о Зулейке, о мстительной принцессе, о Железной Башке, о Мальте, об острове Святого Петра.

Кулькелуби встал и внимательно слушал, не упуская ни единого слова. Он был похож на пантеру в засаде, увидевшую добычу, но в этом случае добычей должно было стать слово.

Вдруг имя, произнесенное с отчаянием, сорвалось с губ барона:

— Ида! Ида!

Кулькелуби вздохнул с облегчением.

«Это, должно быть, имя той христианки, — сказал он себе. — Но Амине этого будет недостаточно. Нужно узнать больше».

Барон, все еще в бреду, продолжал говорить как безумный. В его помутившемся рассудке мысли следовали одна за другой в полном беспорядке. И другое имя вырвалось у него:

— Сантафьора! Ида ди Сантафьора!

На этот раз Кулькелуби прямо подскочил. Это имя ему было известно: он помнил дерзкого мальтийского рыцаря, который много лет назад осмелился привести свои галеры в Алжирский залив и обстрелять город.

Победная усмешка скривила его губы.

— Вот и имя христианки, — сказал он. — Теперь я знаю все. Поищем эту рабыню. Я думаю, ее легко найти среди пленников с острова Святого Петра, поскольку, если память мне не изменяет, именно на этом острове и стоял замок Сантафьора.

Он послушал еще немного. Несчастный юноша, который, казалось, был охвачен приступом буйного помешательства, продолжал повторять имя невесты, все больше утверждая Кулькелуби в его подозрениях.

— Ида! — кричал он, напрасно пытаясь разорвать цепи, которые его сковали по рукам и ногам. — Эти мерзавцы тебя окружили! Беги! Беги… беги… мираб… Нормандец… там, в бухте… фелука… Амина тебя ненавидит… она ищет тебя… она хочет твоей смерти… беги… беги… беги…

Потом он снова потерял сознание. Второй обморок длился дольше, чем первый. Кулькелуби подал знак.

Два негра перекрыли воду, сняли наручники и взяли безжизненное тело барона на руки.

— Что мы должны сделать, господин? — спросили они.

— Это прекрасный юноша, за него нам дадут хорошую цену, — сказал Кулькелуби с дьявольской усмешкой. — Амине доставляет удовольствие убивать моих янычар, она называет это шуткой. Я тоже подшучу над ней. В тюрьме Зиди-Хассам есть место?

— Там полным-полно рабов, господин, — ответил один из негров.

— Для этих собак-христиан места всегда хватит. Отнесите его туда, отведите туда и его слугу. И позаботьтесь о нем. Скажите начальнику тюрьмы, что эти двое принадлежат мне и что он своей головой ответит, если они сбегут.

Два негра подняли барона и унесли.

Командующий флотом собирался вновь расположиться на диване, когда дверь в противоположной стене открылась, вошел офицер охраны и сказал:

— Одна дама хочет видеть вас.

— Пошлите ее к дьяволу. Я занят.

— Это принцесса Бен-Абад, господин.

— Чтоб сдохли все христиане! — воскликнул Кулькелуби. — Нашла время прийти! Сейчас будет буря, но эта принцесса так забавно злится! Пусть войдет. К счастью, она пришла, когда все закончилось. А когда она выйдет отсюда, христианин будет для нее недосягаем.

Не прошло и полминуты, как Амина вошла. Она опустила покрывало, скрывавшее ее лицо, оставив открытыми только глаза, но Кулькелуби, внимательно вглядевшись, заметил, что она очень бледна.

«Может, она пожалела, что поручила мне заставить его говорить», — подумал он.

— Итак, Кулькелуби? — спросила принцесса дрогнувшим голосом, останавливаясь перед ним. — Что вы сделали с бароном?

— То, что вы просили, Амина, — ответил командующий флотом. — Что за странная мысль пришла вам в голову поручить мне заставить говорить христианина, после того как вы убили десяток моих людей, защищая его? Вы очень красивы, но и непредсказуемы, Амина. Я сам удивляюсь, почему я согласился на вашу просьбу. Вы слишком откровенно пользуетесь вашим положением, вашим происхождением от калифов и моей добротой. В конце концов вы скомпрометируете меня в глазах мусульман и бея.

— Кулькелуби может бросить вызов всем мусульманам во главе с беем. И что же я вам сделала?

— Вы убили моих людей.

— А разве вы не убиваете их каждый день?

— Я убиваю христиан, наших врагов, — в общем, неверных.

— Они такие же люди, как и вы, — ответила принцесса. — И все же он заговорил?

— Кто может устоять передо мной?

— И?..

— Я узнал, кто эта христианка.

— И кто же она? — спросила мавританка, сверкая глазами.

— Графиня ди Сантафьора.

Амина вскрикнула и попятилась.

— Нет… это невозможно! — воскликнула она. — Вас обманули. Графиня ди Сантафьора — это та христианка,