Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Да, император. – Они отвечали вразнобой, но трепет в их голосах напомнил Кае времена Сандра, и по коже пробежали мурашки.
– Отпусти Шоу, – сказала она тихо. – Ее друг в лазарете.
– О ее друге позаботятся, – отозвался он. – А вот твоя подружка, даже раненая, слишком взбалмошна. С ней все будет в порядке. Я же не злодей. Идем. Я кое-что тебе покажу.
Он потащил ее за собой, и Михаил сделал шаг вперед:
– Она не пойдет, если не хочет.
Север хохотнул:
– Наконец настало время для рыцарства? Принцессе не нужна твоя помощь. – Он слегка встряхнул ее. – Рыжик?
Кая через силу кивнула Михаилу, слабо улыбнулась ему – и Шоу, которая молчала – только раздувались ноздри, а на лбу проступали мелкие капельки пота.
– Все в порядке. Со мной все будет хорошо.
– Верно. – Север кивнул. – У нас с малышкой общие дела. Семейные, а семья – это святое. Не так ли?
Идя за ним по коридорам Красного замка, Кая чувствовала странное равнодушие. Андрей, Макс, Оникс, Пом, Ник. Стерх с заткнутым ртом. Шоу, которую удерживали против воли.
Все рушилось – и тогда, когда должно было починиться. Была ли и в этом ее вина? Может, она не достаточно предостерегла Стерх?
– Нам сюда. Не оступись.
Двое людей, поприветствовавших Севера «мой император» – значит, они уже обо всем знали, знали заранее, открыли перед ним запертую на засов дверь.
Неожиданно невысокую для Красного замка – Кае пришлось наклонить голову, чтобы не удариться о притолоку.
Ее глаза не сразу привыкли к полумраку – окно было крошечным и находилось высоко, под потолком. А потом…
– Кая? – В комнате, привязанные к стульям, сидели Саша и Шиповник. Оба бледные, растрепанные. Губы Саши потрескались, на скуле Шиповника темнел кровоподтек. Он был без сознания. Увидев ее, Саша задрожала, как язык пламени, и глаза ее казались больше и темнее обычного.
– Ты… здесь… – прошептала она.
Кая вспомнила Ингу – ее безжизненный взгляд.
– Молчать. – Север повернулся к Кае. – Как тебе мой подарочек? Мы нашли этих предателей быстро. Они особо и не прятались.
– Все не так! – Голос Саши дрожал, но она говорила быстро и страстно. – Кая, она сказала, что никто не пострадает, сказала, что…
– Я, кажется, велел молчать! – рявкнул Север и с силой тряхнул Сашин стул.
– Что вы делаете? – закричала Кая. – Прекратите!
Север замер, кажется, в недоумении.
– Я думал, ты порадуешься. Что сможешь сделать, что должно, сама.
– Что должно, – тупо повторила Кая. – Что?
Она увидела, как по бледной, очень бледной щеке Саши сбегает слеза.
– Предатели не заслуживают жизни, – сказал Север просто, как будто говоря о повседневных заботах вроде охоты или урожая. – Даже если будет суд, – Каю царапнуло это «если», – результат один. Казнь. Так какая разница? Никто даже не узнает. Это Сокол нужно будет казнить публично – слишком многим она насолила. Но эти детки… Я слышал, что они сделали. Я вижу, как вы с ней смотрите друг на друга – даже сейчас. – Он шутливо погрозил Кае пальцем. – Даже на пороге смерти она ненавидит тебя так, что мечтает поменяться с тобой местами. Столь сильная ненависть – не меньшая редкость, чем сильная любовь. Такие вещи нужно ценить. Видишь, Кая? Я все замечаю! Считай это моим подарком за твой маленький вклад в происходящее.
– Ты что, совсем больной? – Кая почувствовала, что переходит черту, – но ей было плевать. – Я не хочу их убивать. Я вообще не хочу, чтобы их убивали.
– Понимаю. – Маска сокрушенно качнулась, сочувственно, понимающе. – Наказывать – всегда так неприятно. Кто в здравом уме может получать от этого удовольствие? Но наказание – неизбежная часть жизни, Кая. Если ты хочешь чего-то стоить, хочешь менять жизни других людей – тебе придется научиться наказывать… и не отводить при этом взгляд.
– Я ничего не хочу, – устало сказала Кая. – Не хочу менять жизни других людей. Не хочу чему-то учиться. Я хочу, чтобы ты отпустил их… Пожалуйста.
Север покачал головой:
– Да уж… Вы с моим племянником поистине два сапога пара. Впрочем, чему удивляться? Все дети ленивы и не хотят ничего, кроме удовольствий. Но рано или поздно детям приходится взрослеть. – Его голос изменился, стал из бархатного холодным и гладким, как льдина. – Тебе тоже придется. Если ты не готова убить их сейчас – пусть живут. Пока что. – Он властно кивнул ей. – Идем со мной. Маленький город требует постоянного присутствия. Управлять большим городом можно откуда угодно… Мы с тобой подождем его вместе. Там, внизу.
– Может случиться что угодно, – сказала она не потому, что хотела предостеречь Севера, а потому, что при взгляде на плачущую Сашу и безжизненного Шиповника вдруг остро почувствовала, что хочет жить – несмотря на скорбь, несмотря ни на что. – Артем говорил, что-то случится сразу после…
– Очень хорошо, – пропел Север, заботливо вытирая слезы с Сашиной щеки. – Ну, ну, тише, тише. Тебе повезло с заклятой подружкой. Видишь, все хорошо. Ты пойдешь с нами. Как и твоя сестренка. И этот ваш обездвиженный приятель. Мне могут понадобиться все, кого Ган знает и любит. Так будет гораздо веселее. Ученых тоже прихватим с собой, они уже должны быть здесь, не так ли? – Он повернулся к Кае и повторил: – Очень хорошо. Когда что-то происходит, нужно всегда быть в гуще событий.
– Зачем я вам? – устало спросила Кая, уже идя за ним по коридору. – Почему просто не запереть меня с остальными? – Она смотрела на его шею перед собой – открытую, уязвимую.
Эта уязвимость была мнимой.
– Хитрый лисенок, – гулко отозвался Север, не оборачиваясь. – Нет уж, дорогуша. Ты теперь всегда будешь рядом со мной. Чтобы он точно пришел. Не сомневаюсь, он бы и так навестил дядюшку… И все же лишняя наживка не повредит.
– А если он не придет? – сказала Кая. – Ведь что-то на их стороне могло пойти не так. Вдруг они найдут дорогу назад спустя годы? – «Или не найдут вовсе».
Несколько мгновений Север молчал, а потом его плечи дрогнули.
– Что ж… Тогда хорошо, что нам с тобой так весело вместе.
Ган пришел в себя не сразу – его как будто облепила мокрая тяжелая вата, и голова раскалывалась. Его ударили – опять?
Он рывком сел и разом вспомнил все. Под пальцами был теплый песок, ногу кололи острые прозрачные кристаллы.
Он снова был в долине Литта. Рядом с ним сидела Дайна, бледная, отрешенная. Ее губы беззвучно шевелились, и она смотрела вверх неотрывно, как будто на ее глазах решалась история человечества. Ган проследил за ее взглядом и замер.
На скале, над своими постаментами, парили пятеро. Ровный свет Тофф – и яростное мерцание Ремистра, который что-то вопил в своем шаре. Цепкие, мнимо сонные взгляды Верфетуйи. Лиелита, сжимающая и разжимающая когти.