– Девочки! – снова позвала мама. – Неужели всееще спите? Обе? Ну ладно, если вы спите, может, дадите мне какой-нибудь знак,чтобы я знала, сколько делать вафель?

– Дать ей знак? Да что они, Лил, с умапосходили? – И потом в направлении двери: – Мы спим, неужели непонятно? Сейчасзаснем еще на пару часиков. Мы не слышим, как кричит Айзек, мы вообще ничего неслышим! – И я снова повалилась на спину.

Лили рассмеялась.

– Да ладно тебе, – сказала она тоном, несовсем для нее обычным, – они просто рады, что ты дома, да и я рада, что яздесь. Еще пара месяцев, и мы привыкнем. Все не так плохо.

– Еще пара месяцев? От той пары, котораяпрошла, мне хочется застрелиться. – Я стащила через голову ночную рубашку (этобыла старая рубашка Алекса) и надела футболку.

Возле шкафа валялись скомканные джинсы (ятаскала их уже несколько недель); когда я стала их натягивать, то заметила, чтовот теперь они мне впору. Мне больше не приходилось в спешке, украдкой хлебатьсуп или вообще заменять его кофе и сигаретами, и мое тело добрало свои законныепять килограммов, утраченные за время работы в «Подиуме». И это меня вовсе небеспокоило: я верила родителям и Лили, когда они говорили, что у менянормальный, здоровый вес.

Лили натянула спортивные штаны и повязалабандану на свои всклокоченные кудряшки. Когда она убирала волосы со лба,становились видны зловещие красные отметины, оставленные осколками ветровогостекла, но швы уже сняли, и врачи обещали, что со временем шрамы почтиисчезнут.

– Ничего, – сказала она и потянулась кстоявшим у стены костылям, – скоро они все уезжают, так что, может, мы какследует выспимся.

– Она ведь наверняка будет кричать, пока мы неспустимся, – простонала я и поддержала Лили за локоть, помогая ей подняться. Ееправая нога была в гипсе, и на повязке оставила автографы вся моя семья, а Кайлдаже накорябал дурацкие записочки от Айзека.

– Что верно, то верно.

В дверном проеме показалась моя сестра с малышомна руках; Айзек пускал слюни и довольно гулил.

– Это кто у нас прише-е-ел? – пропела она,осторожно подбрасывая счастливого мальчугана. – Ну-ка, Айзек, скажи своейлюбимой тете Энди, чтобы она не была такой злюкой, ведь мы все совсем скороуедем. Сделай это для мамочки, сладенький мой, ну пожалуйста.

Айзек забавно хекнул – так обычно чихают дети,– а Джил расцвела так, словно он с выражением прочитал парочку шекспировскихсонетов.

– Ты видела, Энди? Нет, ты слышала? О моймаленький, золотце мое ненаглядное!

– Доброе утро, – сказала я и чмокнула ее вщеку, – ты же знаешь, я вовсе не хочу, чтобы ты уезжала. И Айзек пускайостается, если научится спать до десяти утра. Черт, если уж на то пошло, пустьи Кайл где-нибудь здесь болтается, только сначала пообещает не открывать рот.Видишь, какие мы добрые?

Лили кое-как удалось спуститься вниз –поздороваться с моими родителями; они уже уходили на работу и прощались сКайлом.

Я заправила постель, убрала кровать Лили,подушку как следует взбила и спрятала в шкаф. Лили вышла из комы еще до того,как я прилетела, и сначала с ней увиделся Алекс, а потом уже я. Врачи проверялии перепроверяли, как работают все ее органы, но, если не считать сломаннойлодыжки и глубоких порезов на лбу, шее и возле ключиц, она оказалась совершенноздорова. Выглядела она, конечно, не дай Боже – да и что бы вы хотели отчеловека, пережившего лобовое столкновение, – но передвигалась вполне увереннои настроение у нее было на удивление бодрое.

Это мой папа предложил нам на ноябрь – декабрьпередать нью-йоркскую квартиру в субаренду, а самим переехать к ним. Идея неслишком меня вдохновила, но, оставшись без работы, я мало что могла ейпротивопоставить. К тому же Лили была не прочь убраться на некоторое время изгорода – подальше от пересудов, которые поползли после случившегося с нейнесчастья. Мы поместили в Интернете объявление, что «на праздники» сдаетсяпрекрасная квартира на Манхэттене, и, к нашему несказанному удивлению, пожилыесупруги из Швеции, у которых все дети жили в Нью-Йорке, согласились уплатитьзапрошенную цену – на шестьсот долларов в месяц больше, чем отдавали мы сами.Трехсот баксов в месяц и мне, и Лили хватало с лихвой, тем более что ни на еду,ни на хозяйственные расходы нам благодаря моим родителям тратиться неприходилось; снабдили они нас и старенькой «тойотой». Шведы должны были уехатьвосьмого января – самое время, чтобы Лили попробовала заново начать семестр, амне… что ж, мне пора было найти новую работу.

Официально уволила меня Эмили. Не то чтобы яхоть чуточку сомневалась, каков будет мой социальный статус, раз я позволиласебе такой хулиганский выпад, но я думала, что Миранде хватит ярости, чтобысделать это собственноручно. На все про все ушло три-четыре минуты, увольнениепоходило на ампутацию: быстро, безжалостно и эффективно – в лучших традициях«Подиума».

Я только что поймала такси и с любопытствомразглядывала ботинок, снятый с пульсирующей левой ноги, когда зазвонил телефон.Сердце у меня так и подпрыгнуло, но я тут же вспомнила, что уже дала Мирандепонять, что не желаю быть на нее похожей, и рассудила, что это не может бытьона. Было не так уж трудно представить, что произошло за эти четыре минуты(первая минута: Миранда оправилась от удивления и продемонстрировала окружающимтрещоткам свое самообладание; вторая: она нашарила мобильник и позвонила Эмили;третья: детально расписала мою возмутительную наглость; и, наконец, четвертая:Эмили уверила Миранду, что все пройдет в наилучшем виде). Да уж, хотя моймобильник теоретически не мог осуществлять международную связь, не былоникакого сомнения в том, кто это звонит.

– Привет, Эм, как дела? – пропела я, растираябосую ступню и стараясь не коснуться ногой замызганного пола.

Мой бодрый тон застал ее врасплох.

– Андреа?

– Ну да, это я, это Андреа. И что? Я немногоспешу, так что…

Я хотела было прямо спросить: «Что, Эм,увольняешь меня?» – но решила подождать. Приготовилась к гневной тираде,которой – я не сомневалась в этом – она должна была разразиться («Как ты моглатак подвести ее, подвести меня, подвести „Подиум“ и вообще всю моднуюиндустрию!» – и т.д. и т.п.), но тирады так и не последовало.

– Да, конечно. В общем, я только что говорилас Мирандой… – Она заколебалась, словно надеялась, что я прерву ее и объясню,что просто произошла ошибка и волноваться не о чем, потому что за последниечетыре минуты я уже все уладила.

– Так она сказала тебе, что случилось?

– Еще бы! Энди, объясни сама, что происходит?