Так что жизнь Лили, как и наша с ней дружба,пошла своим чередом. Чего не скажешь о моих отношениях с Алексом. Когда я вошлав палату, он сидел у постели Лили, и, едва увидев его, я пожалела, что папа такдипломатично решил подождать нас в кафе. Мы неловко поздоровались, началисуетиться и изо всех сил беспокоиться о здоровье Лили, и когда через полчаса оннатянул куртку, попрощался и ушел, мы все еще толком не поговорили. Приехавдомой, я позвонила ему, но он не ответил. Я позвонила еще и еще, потомобиделась и перестала звонить, но перед тем, как лечь спать, решила попытатьсяв последний раз. Он ответил, тон у него был очень сдержанный.

– Привет! – Мне хотелось, чтобы мой голосзвучал радостно и непринужденно.

– А… – протянул он, проигнорировав моистарания.

– Слушай, я знаю, что она и твоя подруга тожеи что вообще ты сделал бы это для любого человека, но я так тебе благодарна.Серьезно, ты нашел меня в Париже, помогал моим родителям, сидел с ней…

– Пустяки. Все это на моем месте сделал былюбой, у кого друг попал в беду. Это нечто само собой разумеющееся. – И что-тов его голосе говорило мне: да уж, это сделал бы каждый, кто не так эгоистичен,как ты.

– Алекс, ну пожалуйста, мы же можем простопоговорить…

– Нет. Не сейчас Я целый год хотел поговоритьс тобой, иногда даже упрашивал тебя поговорить, но тебе все это было не нужно.Порой я даже не узнавал тебя, не находил в тебе ту Андреа, которую любил. Незнаю как, не знаю когда, но ты изменилась. Ты уже не та Энди, какой была дотого, как получила эту работу. Моя Энди никогда бы не предпочла какую-то таммодную тусовку своим друзьям, тем более когда она была им так нужна. В самомделе нужна, Энди. И я рад, что теперь ты дома, что ты все-таки сделалаправильный выбор, но мне нужно время, чтобы понять, что происходит со мной, и стобой, и с нами. Это не сейчас началось, Андреа. Со мной это уже давно – толькоты не обращала внимания.

– Алекс, но ты же не даешь мне возможностисесть рядом с тобой, посмотреть тебе в глаза, попытаться все объяснить. Может,ты прав, может, я и в самом деле изменилась. Я так не думаю, но даже если это итак, то почему обязательно все эти перемены должны быть к худшему? Может, нестоит из-за этого ссориться?

Он был моим лучшим другом, он был мне ближе,чем Лили, но вот уже много-много месяцев он был только другом. Пришло времяпризнать, что это правда.

Я вздохнула поглубже и сказала то, что должнабыла сказать, хотя мне очень не хотелось этого делать.

– Ты прав.

– Да? Ты согласна?

– Да. Я вела себя как эгоистка. Я нечестнопоступала с тобой.

– И что же? – Он немного смягчился, но неслишком.

– Не знаю. А что? Может, мы просто не будемсозваниваться? Не будем встречаться? Понятия не имею, что из этого получится.Но знаешь, я не хочу совсем тебя потерять, я просто не представляю своей жизнибез тебя.

– Да и я тоже. Но я думаю, у нас это еще нескоро получится. Мы ведь не были друзьями до того, как стали встречаться,сомневаюсь, что это выйдет у нас сейчас. Но кто знает? Может, когда-нибудь мыстанем умнее и спокойнее…

Я повесила тогда трубку и расплакалась навзрыд– не из-за Алекса, а из-за того, что все так изменилось и уже ничего невернешь. Я пришла в «Элиас-Кларк» убого одетой, ничего не знающей о жизнидевчонкой, а вышла едва начавшей разбираться, что к чему, и такой же убогоодетой полувзрослой (все дело было в том, что теперь я отдавала себе отчет,насколько убого я одета). Между тем приобретенного мной за год опыта хватило бына сотню только что окончивших университет новичков. И хотя во всех анкетах мнетеперь неизбежно придется упоминать, что я была уволена, хотя мой парень порвалсо мной и я осталась ни с чем, если не считать чемодана (ладно уж, чего там –четырех чемоданов от Луи Вюиттона) с шикарными модными тряпками, – так вот,несмотря ни на что, может, этот год прошел не напрасно.

Я отключила телефон, достала из нижнего ящикастола потрепанную тетрадь, валявшуюся там еще со школьных времен, и приняласьписать.

К тому времени, когда я спустилась, папа ужезакрылся в своем кабинете, мама спешила к гаражу.

– Доброе утро, солнышко. Вот уж не знала, чтоты проснулась! Я убегаю, у меня занятия в девять. Вылет у Джил в двенадцать,так что, если не хотите попасть в самую пробку, поторапливайтесь. На всякийслучай буду держать включенным сотовый. Ах да, вы с Лили сегодня придете кужину?

– Ну откуда я знаю? Я только что проснулась, дажекофе еще не пила, а ты хочешь, чтобы я сказала, вернусь или нет сегодня кужину…

Но мое брюзжание так никого и не тронуло –когда я открыла рот, мама была уже на полпути к двери. Лили, Джил, Кайл имладенец расселись вокруг кухонного стола и сосредоточенно читали «Таймс» –каждый в меру своих интересов и возможностей. На столе стояло блюдо с какими-тонеаппетитными вафлями, бутылка кленового сиропа «Тетушка Джемайма» и масленка,которую никто не потрудился достать из холодильника заранее. Очевидным успехомпользовался только кофе, за которым папа с утра пораньше сгонял в кондитерскую– по понятным причинам папе обычно не нравилось то, что готовила мама. Яподцепила вилкой одну вафлю, положила ее на бумажную тарелочку и приняласьрезать. Тут же у меня на тарелке образовалась неудобоваримая клейкая масса.

– Это есть нельзя. А что, папа не купилкаких-нибудь пончиков или печенья?

– Да-а, спрятал в шкафчике рядом с кабинетом,– протянул Кайл, – чтоб ваша мама не увидела. Если собираешься туда наведаться,может, принесешь сюда всю коробку?

Я отправилась на поиски добычи, и тут зазвонилтелефон.

– Алло? – ответила я своим самым недружелюбнымтоном. Я в конце концов перестала представляться по телефону как «Офис МирандыПристли».

– Доброе утро. Можно поговорить с Андреа Сакс?

– Это я. А кто ее спрашивает?

– Андреа, добрый день, это Лоретта Андриано изжурнала «Севентин» [24].

Сердце у меня подпрыгнуло. Я накропаларассказик слов эдак на две тысячи – о девушке, которая так поднялась всобственном мнении, поступив в университет, что начала важничать передсобственными родителями и старыми друзьями. Пустяковая в общем-то вещица, ясостряпала ее часика за два, но, кажется, мне удалось сделать рассказ в мерутрогательным и в меру забавным.

– Здравствуйте! Как вы поживаете?