из-под самого Николаева, на заработки сюда наезжали… Хорошо хулиганочка оделася. Платье нарядное, только коротковатое. Но ей шло. Правда, все радости на улице. Такой фасон платья я называю «Дядя, я вас приглашаю». Хвалилась Юлечка: ткани там есть, белый миткаль, нитки на вышивку. Едь, распекала мою фантазию, едь в Грузинию, едь к тем чёртовым грузинцам, бога-атой вернёшься невестой. Я и прилети богатеть… Долбёжка… Мне ж осенняя была переэкзаменовка по физике. Десятый класс! Не стала готовиться к переэкзаменовке, укатилась в Насакиралю вашу. Хлеба тут вволю, а я всё никак не наемся. Сколько живу, столько и хочу есть… Что ты хочешь, выросла в очереди…

Было тихо, как в гробу.

— Чего зажурились? — громыхнула Санка. — Иля хороните кого?

И дёрнула частушку:

— В очереди я стояла.

Дочку там я родила.

Пока хлеба дождалася,

Дочка сына родила!

— Опс… — Юрка помял в пальцах папиросину, остучал пустым концом ноготь. — Гру-устянская песня…

— Э! — пихнула его плечом Санка. — Ты чего так часто куришь? Прямо с хлебом ешь! Ну-к, куряка, в коридорий! Давай гуляш[207] по коридору!

— Пожалуйста. Но я отбуду не один.

Юрка позвал меня пальцем.

Я вышел в коридор.

— Слушай сюда, интеллиго. Политчас мой короткий. Женьшениха, — он поцеловал щепотку, — дэвушка-витаминка! Сэкс-фрау! Сладенькая, но ещё дикая козочка-ангелочек. Не распакованная же! Картиночка! Посмотри, чего стоят одни волшебные грудки! Не груди, извиняюсь, а сдвоенный пулемёт! Высокие, крепкие. Бдительно стоят на страже родных и дорогих рубежей. Только на них глянешь — ты уже трупарелло! Навылет отстрелян! Без показушного боя запечатанная[208] Женюра не сдастся. Может раскупороситься… Но ты не кидай на это внимания. Чётко гни свою партлинию. Не останавливайся. Жми! Знай, первоцелинник, паши, подымай целину! Обкатывай цилиндр!.. Сделал дело — слезай с тела! Только так. Кончил в тело — гуляй, партайгеноссе, смело! А если будешь приручать шуршалочку одними вздохами, резину до пенсии растянешь. Буря и натиск! Чем наглее, тем надёжнее. Помни: любовь — костёр, не бросишь палку — потухнет! Учись, пока я живой!

Он в поклоне приложил руку к груди.

— А если по мусалам?

— Мусалы исключены. За смелость, золотуша, ни одна согревушка не ударит. Она хочет того же, может, больше, чем ты. И ударит в одном случае, если будешь действовать, как размазнюха. И удар расценивай однозначно как стимул, как боевой клич, как допинг. Смелей, телепень! Женская логика — всё навыворот! Усёк? Не подгадь уж. Не дай зевка. Не усни досрочно. Как вырублю свет, сразу начинай свою шишку шлифовать. Будем размножаться в коллективе!

— Это как?

— Коллективка! Не понятно, хвеня? Четыре на четыре!.. Кэ-эк вжа-аарим в четыре чернобурки! Ввосьмероман! Группенкекс! Хата только с угла на угол х-х-хы-ы-ыть… — медленно он поклонил сложенные вместе руки влево, — х-х-хы-ыть, — поклонил вправо. — Х-х-хы-ть — х-х-хы-ыть… х-х-хы-ыть — х-х-хы-ыть…

— А если хата перевернётся?

— Лишь бы земля не перевернулась. А всё протчее мелочи. Ты ей, папиндос,[209] доступно поясни, что ты спасаешь её от великого греха. Неприлично до её поры бегать с нераспечаткой. Просто это дурной тон… В Африке вон есть це-лое племя народности балуба…

— Ну?

— Ёжки-мошки! Да невеста там тем ценней, чем больше козелков осчастливит до свадьбы.

— Ну мы-то не балубы?!

— Тем хуже персонально для тебя. Равнение на балубов!

— Так… сразу… Не…

— Господи! Ты сам бамбуковый или папа у тебя деревянный? Морально устойчив, как столб электрический! Да кому это надо? Сама Женьшениха тебе это не простит. Думаешь, её весна не шшакочет?! Влюблённые гаёв не наблюдают! Может, ты боишься, что выскочит какой внепапочный гражданчик? И в ум не бери… Сегодня Женечка тут, завтра полетела назад в свою Шепетовку… Сбегает в лохматкин лазарет…[210] Оюшки! Что за хохлому я несу?.. Да впросте сунется к бабке. Бабка даст попить пижмы или мяты болотной. Вот готов и выкинштейн. Вся-то и трагедь… А лучше до этого не дожимать… Вон ещё в древности как думали?

И он с жестоким подвывом стал начитывать:

— Подлинно ль женщинам впрок, что они не участвуют в битвах

И со щитом не идут в грубом солдатском строю,

Если себя без войны они собственным ранят оружьем,

Слепо берутся за меч, с жизнью враждуя своей?

Та, что пример подала выбрасывать нежный зародыш, —

Лучше погибла б она в битве с самою собой!

Если бы в древности так матерям поступать полюбилось,

Сгинул бы с этаким злом весь человеческий род![211] Ты понял?

— Да заткнись ты!

— Это ты кончай, долбун с придыханием, эти свои глупизди! От твоих чумностей волосы стынут в жилах! Или ты выкинул ноздри?[212] Чего зеленеешь? Все матрёшки охвачены у нас политвниманием. Даже сетки на сексопильнях[213] тут от счастья поют, — сам слышал! — а одна Женевьева мучайся? Что она, страхолюдней всех? И к тому ж крейзер «Аврора»?[214]

Я растерянно молчу.

А он наседает:

— Ты чего, ангидрит твою перекись, жмуришься, как майский сифилис? Ну чего? Не изображай из себя цивильного жителя Веникобритании! Не забывай, чайник, живёшь ты в Чубляндии. Не зевай. Покорми сегодня своего человека из подполья!

— Да как, — взмолился я, — кинусь я? Как можно такое и подумать!? Мы ж всего-то час как знакомы!

— Вы опоздали, сударио, ровно на час.

— Не… Не смогу…

— Ха! Не смогу! Бред беременной медузы! Ну!..

Тут он сделал страшные глаза:

— Я убиваюсь весь до пота, а у тебя, может, извини, — уронил он соболезнующий взгляд на мой низ, — а у тебя, может, авторитет не подымается? Так нет проблем! Срочно летим на Бали!!!

— Это ещё куда?

— А тут рядышком… Островок в Индонезии… Заходишь… — он важно смотрит на часы у себя на руке, — заходишь в ресторашек… Если не будешь телиться, успеем до закрытия… Заходишь в ресторанчик, а перед тобой аквариум с кобрами. И ты смело заказываешь ту, которая одарила тебя особенно сексуальным взглядом. Тут же ей смахивают к едрене фене башку и сцеживают полнющий бокалище крови…

— Да хватит тебе!

— Да мне давно хватает. Я о тебе пекусь! В кровь кладут столовую ложку мёду, выдавливают жёлчь именно той неотразимой кобруньки, которая так дерзко и грубо охмурила тебя. И всё это сдабривается деликатнейшей специей — твой бокал освящают мелко-размелко пошинкованным змеиным хренком. Пей, золотой! И твой авторитет, твой рейтинг, твой аленький цветочек тут же на глазах у всех расцветёт и поднимется во весь гигантский рост! Эротический напиток