Хорошуточка мне и самому нравилась.

Из-за Митечкина плеча я пялился на неё во все глаза.

— Не в магазине. Не напирай! — Митрофан затылком боднул меня в челюсть. — Однако, ты хороший хулиганец! Может, и эту девочку-экстаз, — показал на картинку, — уведёшь от меня? А?

— Куда уводить? Принёс подушку свою и спи на ней. Как я…

— Ты чего, плашкет,[223] молотишь? Как это ты на ней спал?

— Обыкновенно. Тыщу раз. На скрыне. Я сверху крышки, она с исподу.

— Ой, брынчалка! Кэ-эк дам, по стенке размажешься. По-хорошему, тебя судить надо всенародным судом. Телепнул вагонище дров! И у кого? У вечного нехватчика![224] Бах! Трах!.. У нас и бритва не берёт, — он воровски оттянул у девицы набедренную чернотряпицу, котовато заглянул под неё и на вздохе отпустил, — а у этого пронырки-целкохвата и шило бреет!

Митечка поднёс руку к сердцу. К своему.

Побито уставился на меня.

— Ну, — ободряюще киваю ему, — взялся за грудь — говори что-нибудь!

Он сердито отмахнулся:

— А что я скажу?.. Ты своими штучками вкатишь меня в инфаркт… Тебе ль, выпендра, этот вагончик подгоняли? А? Я как рогатик наглаживаюсь… Навожу ремажор… Лечу… Как же! Надо секунда в секунду сбежаться на штыке![225]

Он немного помолчал и взялся вяло перекладывать книжки, мурлыча:

— Недолго мучилась старушка

В матросских опытных рука-а-а-ах!..

И на вздохе доложил:

— А старуньке-то всего осьмнадцать лет… Мда… Мечты-с… Обрезался по полной программе… Воду зачем сунул под дверь? Чтоб я налетел? Я и налетел, сбил. Переодеваться некогда. Весь мокрый лечу на свидание. В условленной точке, за распалой ёлкой, хрен ма моей кадрессы. Гм… гм… Постоял, послушал. Э! Телятки в канаве лижутся! Одни головы видны. Твоё счастье, что я заставил себя вернуться домой. Не то б я с тебя на месте свинтил башку садовую. Нормальные люди спрашивают. Культурно всё. К одному вон, к дедане Семисынову, даже ночью стучали. Хозява, дровишки нужны? У хозяев дров полный сарай. Кричат Семисыновы в ответ: нет, не надобны. Утром выходят хозяева, сарай холост. Не на кого и валить. Сами отдали. С опроса. А ты, раздолбайка, почему без моего дозволянса хапнул мою плёху? Гордость не позволяет быть культурным? Молчишь? За умненького сходишь?.. — И неожиданно он простительно подпихнул меня локтем в бок. — В норме гнал к ветру?[226] Вагончик уверенно разгрузил? Или сразу три, якорь тебя!? Хоть кончик поточил? Надеюсь, не опорочил нашу марку? Не ударил в грязь яйцом?.. Отвечай, скромняга. Как советуют тузья-друзья англичане, не прячь свой свет в сосуде!

— Иди ты…

— Чего, Геракл засушенный, иди? Откушал международного пирожного?

— Да хватит тебе…

— Не спорю. Хватит не только мне — хватит всем жеребчикам всей планеты! Ну чудик Боженька! Во удружил по большому знакомству нашим дамессам и дамесскам вечный пирожок! Сколько ни ешь — ни граммульки не убывает! Это раз. В огне не горит — два. В воде не тонет — три. Никогда не черствеет — четыре! А уж пять — всегда постоянная температура. Тридцать шесть и шесть. Тридцать шесть и шесть. Как в аптеке! Каково? Точно на строгом подогреве. Зато на зорьке — вся тыща градусов! Кипящая Этна![227]

— Похоже, как клюшка на шайбу… Да на зорьке она спала!

— Тот-то, несчастная утырка, и спала, что под боком валялся вот этот замороженный трупешник! — подолбил он меня кулаком в грудь.

— Да хватит тебе звонить в лапоть!

— Значит, я лживец? Тогда срочно информируй ёбществу, как она пилится? Как у этой козы необученной с подмашкой? Высоко кидала? Не ушибся? Головка не кружилась? Не кричал: «Мама!..»?

— Да пошёл ты со своей похабелью!

— Ну, не морщи афишу… Не прикидывайся ветошью… Хоть раскупорил шоколадку? Опять молчишь?.. На худой конец, хоть помацал-то горжеточку?[228] Она у неё прям аж хрустит!

— Ей нельзя…

— Чего-о?.. В любви и на войне всё дозволено!

— Всё, да не всё…

— Что, красный день календаря?

— Синий! Ей мать не разрешает…

— Ну ты и герои-ин…[229] Какой позорина на нашу гордую фамилию, якорь тебя!.. Так ляпануться!.. Воистину, у плохого стригаля всегда ножницы тупые… Ночь проспать телком с молоденькой мучачей и не вкатить пушку в избушку! Уголовную статью за хвост дёргаешь! Дай-то, Боженька всемилый, чтоб пронесло!

— Да иди ты тайгу пылесосить! Ты что, не понимаешь русских слов? Ей мать родная не раз-ре-ша-ет!

— Не понимаю… Что, эта Женюша малолетка? Во взрослость не въехала? И не обязательно. Как есть в канашке сорок семь кэгэ — всё можно! Авторитетное слово медицины. Разведка доложила точняк… Слушай, что ты, половой разбойник, в этой зеленухе нашёл? Отчего заблеял? Стропила[230] хером!.. Или ты не знаешь, «если у женщины ноги буквой Х — это ещё не означает, что она загадка»? У неё ж тощей прутика кособланки![231] Каравая и того не нагуляла. А я лучше люблю с кошелёчком… С тяжёлым кошельком-с легче, праздничней на душе… Хоть бы подушку подложила к поддувалу. Только и годна на разовый схлёст!

— Как вчера?

— Тампон тебе на язык! Шпилечки-то оставь при себе. Чтоб мне, сучонок, с Женюхой, с этой малой ибункой, полный штиль! Вот такой братский уговорчик. Не то в таджмахалю[232] замурую! Навеки в стену жалаешь?! Хоть ты мне и родня… У родного братца завлекалку покупил! Всю обедню смазал! Пойми, выползок… У меня двухдневный цикл. Первый вечер — знакомство с вагончиком. То, сё… Второй вечер — разгрузка дров. Разгрузочный день. Трёх свиданий я не выношу. А ты, мурило, что мне подсуропил?.. А дева была на скоростном дозреве. Мохнатка так и дымилась… А из-за тебя, якорь…[233] Один на льдине… Играй теперь я, одинокий гормон,[234] хоть в карманный бильярд,[235] хоть гоняйся за двумя яйцами? Или вообще прикажешь стоять на якоре?

— А почему не постоять? У тебя ж каникулы! Отдыхай, трахтор![236]

— Я тебе отдохну! — потряс Митечка кулаком. — А я ведь, скоростник, разлетелся уполовинить вступительную кадриль… Хотелось как лучше да побыстрей… Свалил тело — гуляй смело! Думаю, чего кидать на завтра то, за что уже сегодня можно схлопотать по загривку? И на разведочку позавчера смело пустил хулиганчики пальчики в её лесной краснознамённый секторок П. Так, якорь тебя… Эта балеринка[237] кэ-эк гахнет куриной коленкой мне в родной орденоносный пах! И за что? Я ж ещё ничего… Прыжок искр из глаз… Такую потерю пережить ещё можно… Но больно-то