Рассердившись на себя, она решилась не выдавать более своих чувств и принялась деятельно за работу, делая беспрестанно фальшивые стежки и укалывая немилосердно свои пальчики. Она не обращала ни на что внимание, пока не началось трио.

Я боюсь сказать, но почти уверен, что если б, она знала только, как занят ею был этот наглый, самоуверенный Свивен, она почувствовала бы невольно какое-то тайное удовольствие; если б она знала, как он ежеминутно переменял тактику, то решался обходиться с нею с холодным равнодушием, то жаждал нетерпеливо какого-нибудь малейшего знака сочувствия с ее стороны, жаждал перемолвить словечко с нею или поменяться взглядом. Скоро представился ему случай исполнить свое желание. Кончив трио, они принялись за «Бурю». Магги понадобилась скамейка и она отправилась за нею на другой конец комнаты. Стивен, который в эту минуту не пел и следил за всеми ее движениями, бросился к скамейке и понес ее с таким видом покорной мольбы, что Магги невозможно было не отвечать ему взглядом, полным благодарности. К тому же видеть у своих ног человека, чрезвычайно самонадеянного, уставляющего скамейку с видом смиренной покорности и с заботливостью спрашивающего: «не дует ли тут между камином и окошком, и, не подвинуть ли рабочего столика» – все это не может не вызвать некоторой коварной нежности во взгляде женщины, изучающей жизнь в молодости таким завлекательным образом. Для Магги, к тому же, это было в диковинку: это был новый элемент в ее жизни и потому неудивительна ее жажда, чтоб ею восхищались, возродилась с новой силой. Это нежное участие заставило ее взглянуть на человека, преклоненного перед ней, и сказать: «нет, благодарствуйте!» При этом ничто не могло воспрепятствовать этому обмену взглядов быть восхитительным для обоих, подобно тому, как это было и накануне.

Все это продолжалось минуты две и не казалось более простой учтивостью. Люси, занятая пением, едва это – заметила, за то Филипп, бывший уже в таком расположении духа, что всякое незначащее обстоятельство принимало для него огромные размеры, очень хорошо – заметил неожиданное волнение в Стивенсе и мгновенную перемену в лице Магги. Лицо ее ясно выражало как бы отблеск его волнение, и Филиппу показалось это так странно после прежней излишней и натянутой холодности, что он не мог не приписать этого какой-нибудь горькой для него причине. Голос Стивена, раздавшийся громко по комнате, потряс его нервы, как бы звон железного листа; он с трудом удержался, чтоб не разразиться в фальшивейшем аккорде. Он не имел никакого основания предполагать какие-нибудь отношение между Стивеном и Магги. Рассудок это твердил ему и он хотел тотчас идти домой, чтоб на свободе обдумать эти обманчивые признаки и удостовериться в их ничтожности. В то же время он хотел и остаться, пока Стивен останется, чтоб. присутствовать всегда при свидании Стивена и Магги. Ему казалось так естественно, даже неизбежно, чтоб каждый человек, видевший Магги, полюбил ее. Нельзя было ожидать счастья Магги, если б она была обольщена и полюбила Стивена; и эта мысль ободрила Филиппа и позволила ему взглянуть на свою любовь к ней, как на нечто не столь неравное. Под влиянием этой внутренней борьбы, он начинал играть фальшиво, к крайнему удивлению Люси, но мистрис Теливер, войдя, позвала их завтракать, и потому они тотчас оставили музыку.

– А! мистер Филипп, – сказал мистер Дин, когда они вошли в столовую: – как давно я вас не видал! Скажите: отец ваш, кажется, не дома? Я заходил к нему на днях и мне сказали, что его нет в городе.

– Он ездил на несколько дней по делам в Медпорт, – отвечал Филипп: – но он уже воротился.

– Что он, все еще так же горячо занимается своей фермой? Это его слабость?

– Кажется, – сказал Филипп, несколько удивленный интересом, который выказывал мистер Дин к делам отца его;

– Я думаю, продолжал мастер Дин: – у него есть земля и по сю а по ту сторону реки?

– Да.

– А! – сказал мистер Дин, раздавая паштет: – я полагаю его слабость к фермерству ему не дешево обходится. Вот я так ни к чему не имел особой слабости и никогда не поддался бы такому влиянию. Но самые опасные слабости те, которыми люди предполагают еще нажиться: они вытряхивают все свои деньги, как зерно из мешка.

Люси сделалось несовсем ловко при этой кажущейся, неосновательной критике расходов мистера Уокима. Разговор на этом остановился и мистер Дин молчал во все время завтрака, занятый какою-то глубокою думою. Люси, привыкшая следить за всеми словами отца и имея сильные причины интересоваться всем, что касается Уокимов, почувствовала какое-то необыкновенное любопытство узнать, что заставило ее отца говорить так с Филиппом. Его последующее молчание заставило ее подозревать, что он на это имел уважительные причины.

С этой мыслью она прибегла к всегдашнему ее плану, когда она хотела спросить у отца что-нибудь обыкновенное. После обеда она удалила, под благовидным предлогом, из комнаты мистрис Теливер и сама уселась на низеньком стуле у ног отца. Такие минуты мистер Дин полагал самыми приятными в его жизни, плодами своих достоинств и заслуг, несмотря на то, что Люси, не желая, чтоб ее волосы были напудрены табаком, всегда начинала с того, что прятала его табакерку.

– Вы еще, папа, не хотите идти спать, не правда ли? – сказала она, принося стул и высвобождая из рук отца табакерку.

– Нет еще, – отвечал мистер Дан, взглянув на блестящий графинчик. – Но что тебе нужно от меня, прибавил он, с любовью лаская ее за подбородок. – Не хочешь ли ты вытянуть из меня еще несколько соверенов для твоего базара – а?

– Нет. Я сегодня не имею никаких подлых видов на вас. Я хочу с вами поговорить, а не просить у вас чего-нибудь. Мне хочется знать, зачем, папа, вы спрашивали Филиппа Уокима о ферме его отца? Это показалось странно; вы никогда почти с ним не говорите о его отце; к тому же, какая вам забота, теряет ли деньги Уоким со своей игрушкой или нет?

– Это касается моих дел, – сказал мистер Дин, махнув рукою, как бы в знак того, чтоб она не пыталась проникнуть в его тайну.

– Но, папа, вы всегда говорите, что мистер Уоким воспитал Филиппа как девочку; как же это вы теперь полагаете узнать от него что-нибудь касающееся дел? Ваши отрывочные вопросы казались очень странными. Я уверена, Филипп разделяет мое мнение.

– Глупости, девочка! – сказал мистер Дин, желая оправдать, свое поведение в обществе, которое усвоить ему дорого стоило. – Говорят, мельница Уокима на том берегу… знаешь? та, что принадлежала твоему дяде Теливеру, не приносит теперь прежнего дохода. Я хотел посмотреть, не скажет ли твой приятель, Филипп, что отцу его уже надоела эта ферма.

– А вам зачем? Разве вы купили бы мельницу, если б он согласился с нею расстаться? – сказала поспешно Люси. – Скажите мне все, все об этом; я вам отдам табакерку, если вы мне все скажете. Магги говорит, что они только того желают, чтоб Том когда-нибудь купил мельницу. Отец их пред смертью именно сказал, что Том должен выручить назад мельницу.

– Тише, кошечка, – сказал мистер Дин, достав назад свою табакерку. – Ты не должна об этом говорить – Слышишь? Мало надежды им, или кому бы то ни было, достать мельницу из рук Уокима. А если б он узнал, что мы ее хотим иметь для того только, чтоб передать Теливерам, то он никогда бы этого не допустил. Это очень естественно после всего случившегося. Он довольно хорошо обходился с Теливером прежде, но нельзя же ожидать, чтоб за вспорку платили сластями.