Кто-то вошел, держа в руке керосиновую лампу. Джереми сощурился, когда резкий свет резанул его по глазам.

Он увидел, что вошедший – высокий и бледный, точно мертвец, одет в цилиндр и фрак. Джаспер Данн.

Вслед за ним вошли тролли и столпились на балкончике, где он стоял. Все они хранили непривычное молчание.

Когда глаза Джереми немного привыкли к свету, он увидел больше.

Он увидел слишком многое.

Он почувствовал себя так, будто все его внутренности ссохлись в черную гниющую массу.

Липкие веревки, в которых он запутался, оказались нитями паутины, растянутой по всему подвалу «Веселого домика». Паучьей паутины. По всей ее поверхности в нескольких футах над песком висели иссушенные останки человеческих тел, запеленатые в серые шелковистые коконы.

Таня завизжала.

Джереми повернул к ней голову.

Он увидел, как она бьется и извивается.

Он увидел паука, притаившегося в углу подвала.

Такого же паука, какого он видел в Музее Диковин Джаспера.

Только больше. Гораздо больше.

«Джасперус Гигантикус, – зазвучал в глубине сознания голос Ковбоя. – Обнаружен Джаспером Данном в дождевых лесах Новой Зеландии…»

Скорее всего, тот, в галерее, – детеныш этого.

– Нет! – вопила Таня. – Нет!

Паутина раскачивалась и тряслась под тяжестью подползавшего черного чудовища.

Его глаза горели желтыми огоньками. Рот зиял огромной отверстой раной. Клыки истекали ядовитой жижей.

Огромное черное существо приплясывало на паутине.

Прямо над Таней.

Ее вопль буквально разорвал Джереми уши.

Рот паука задушил ее крик. Джереми видел, как его клыки впились ей в лицо.

Ее запутавшееся в паутине тело мучительно выгнулось и забилось в предсмертных судорогах.

Джереми повернулся на бок, вытаскивая правую руку из оплетенного паутиной рукава куртки. Освободив ее, потянулся к карману рубашки. Там лежало лезвие бритвы, которое он сунул туда после того, как отдал Тане платок.

Скорей полоснуть себя по горлу!

Может, он успеет умереть, прежде чем паук придет за ним.

Карман рубашки пустовал.

Он потерял лезвие. Наверное, когда спускался с горки.

Но какая разница?

Лезвия не было.

Джереми услышал выстрелы, и в этот момент лапы паука обвили тело Тани, словно руки чудовищного любовника.

Робин услышала далекие хлопки выстрелов и оглянулась через плечо. Не увидела ничего, кроме пустынного, залитого лунным светом променада. Но выстрелы продолжались. Скорее всего, они доносились из-под променада или из какого-то здания Фанленда.

Через несколько секунд они прекратились. Единственными звуками, что она слышала теперь, были стук собственного сердца, порывистые завывания ветра, шум прибоя на пляже да тихий скулеж тролля.

Она снова повернула голову вперед.

Тролль по-прежнему оставался на расстоянии четырех или пяти футов от нее, обнимая стальную балку.

Он будто застыл там.

Он почти добрался до меня, да, видать, нервишки сдали.

Видно, страх высоты взял верх.

Робин вспомнила, как сама поднималась на верхотуру. Как лазала по деревьям, когда была маленькой, как пробиралась по горам и утесам во время своих странствий. Сперва все идет как по маслу, а потом – бац! Страх, дикий, парализующий страх. Осознаешь, что есть риск погибнуть, и все, что остается, – висеть мешком, ожидая падения.

Пока что-нибудь не разрушит паралич.

Снимет проклятие.

И тогда ты снова готов действовать.

Тот малый, подумала она, или упадет, или очухается.

Если очухается, игра начнется сызнова.

Но ей не хотелось, чтобы он упал.

Тролль поднял голову, когда Робин запела:

Он сел и уставился на нее.

Пробираясь через разбитые зеркала, Дэйв увидел впереди достаточно, чтобы понять: те, в коридоре, – «артисты» из Шоу Уродов Джаспера Данна.

Он много слышал о них и видел их фотографии в Музее Диковин.

Считалось, что все они покинули город и разбрелись кто куда, после того как шоу уродов прекратило существовать.

Шесть лет назад. Незадолго до того, как он прибыл сюда из Лос-Анджелеса.

Неужели все это время они жили здесь, в «Веселом домике»?

Те, кто не пострадал от его пуль, стояли в коридоре всего в нескольких ярдах за последним разбитым зеркалом. Просто стояли, не двигаясь. И наблюдали.

Дэйв не хотел, чтобы первой из лабиринта вышла Джоан.

Не хотел, чтобы она первая столкнулась лицом к лицу со сборищем уродов.

Он обогнал ее.

Теперь, когда Джоан не загораживала обзор, его глазам открылась более ясная картина происходящего.

На полу лежала с развороченным пулей горлом Донна – Женщина-Собака. Рядом с ней корчился от боли обнаженный по пояс мужчина с сухощавым отростком посреди груди – Джулиан, Трехрукий Человек. Его маленькая коричневая рука сжимала пулевое отверстие у левого плеча. Рядом с ним лежала Красотка Вильма, совершенно голая, за исключением леопардовых трусиков-бикини. Одной рукой она зажимала кровоточащую рану в бедре, другой прикрывала груди: две абсолютно нормальные и третью, небольшую припухлость, бледную и влажную от пота.

Кажется, погибла только Донна, подумал Дэйв. Могло быть и хуже.

Господи, он вообще не хотел никому причинять вреда.

Миновав последнее разбитое зеркало, он прицелился в Змееязыкого Антонио.

– Брось топор, – скомандовал он.

Язык мужчины выскользнул изо рта. Антонио с гневом смотрел на Дэйва, а два длинных и узких кончика его языка скользили от одной половины лица к другой, слизывая слезы.

– Я не хочу стрелять в тебя, – сказал Дэйв.

– Брось его, – велела Джоан, приблизившись к ним и также нацелив пистолет на Антонио.

Двухголовая женщина, каждая из голов которой носила собственное имя (Дэйв никак не мог их вспомнить), повернула одно из лиц к Антонио. Протянув руку, она похлопала его по плечу. Он взглянул на нее и, всхрапнув, втянул язык.

Одна голова кивнула Антонио. На лице другой появилась ласковая улыбка.

Антонио бросил топор.