Не отказываясь от идеи перманентной революции, Троцкий отодвигал ее на задний план. Скорее всего, именно по этой причине он не был активен в программной комиссии Коминтерна, куда был включен вместе с Лениным, Зиновьевым, Бухариным и рядом зарубежных коммунистов.[851] Троцкий не выступал и, видимо, не участвовал в первом заседании этой комиссии 28 июня.[852]

На IV конгрессе Интернационала (ноябрь — декабрь 1922 года) Троцкий произнес доклад о новой экономической политике и перспективах мировой революции.[853] Каких-либо новых соображений в докладе не было; главное его содержание — плодотворность нэпа и смешанной экономики, а также умеренно оптимистическая оценка революционных перспектив в Европе.

На этом конгрессе дискуссии и разногласия между фракциями и группами в компартиях усилились. Дело доходило до прямых расколов и исключений. Особенно трудная ситуация сложилась во французской партии, раздираемой противоречиями по вопросам об отношении к социалистам, о профсоюзах, о курсе представителя партии в Исполкоме Коминтерна Бориса Суварина. Съезд партии, состоявшийся в октябре, оставил все противоречия в «подвешенном состоянии» и передал их на решение Интернационала.

Для выработки позиции по вопросу о положении во французской партии конгресс образовал комиссию, в которую вошел Троцкий. Не будучи формально ее главой (председателя не выбирали), он фактически ее возглавил.[854]22 ноября Троцкий поделился своими соображениями с Зиновьевым.[855] Письмо откровенно свидетельствовало, какими методами руководил Интернационал отдельными партиями, которые со времени II конгресса именовались его секциями. «Создавать ли на конгрессе официально новый центральный комитет французской коммунистической партии?» — ставил вопрос Лев Давидович, озабоченный не существом дела — вмешательством в дела одной из партий, в то время самой крупной в Коминтерне, а только тем, к каким последствиям это приведет. Троцкий опасался, как бы столь кардинальное решение не имело своим результатом разрыв французских коммунистов с Коминтерном. Он предлагал, чтобы конгресс принял рекомендательное решение, означавшее, что «нынешний центристский ЦК просуществует еще некоторое время в качестве руководящего органа партии». В результате по докладу Троцкого 1 декабря[856] конгресс решил, что в ЦК ФКП и в его Политбюро должны быть пропорционально представлены все фракции.[857]

Казалось, ничто не предвещало новой революционной бури. Но с самого начала 1923 года развернулись события, которые многие деятели Коминтерна оценили как начало европейской революции.

События происходили в центре Европы — в Германии, правительства которой, особенно правительство во главе с Вильгельмом Куно, образованное в ноябре 1922 года, саботировали выплату репараций, установленных на основе Версальского мира. Французские власти угрожали Германии оккупацией. В этих условиях правительство Куно попыталось прощупать, возможна ли поддержка России в случае, если вторжение произойдет. 22 декабря 1922 года посол Германии в Москве Ульрих Брокдорф-Рантцау встретился с Троцким и поставил вопрос, как правительство СССР относится к военному шантажу Франции. Посол так записал его ответ: «В момент, когда Франция предпримет военные действия, все будет зависеть от того, как поведет себя германское правительство… Если Польша по зову Франции вторгнется в Силезию, то мы ни в коем случае не останемся безучастными, мы не можем этого потерпеть и вступимся!»[858] Троцкий, таким образом, провоцировал германских правителей, хотя это еще отнюдь не означало, что СССР непосредственно вмешается в случае военного конфликта.

События; однако, развертывались непредсказуемым образом.

Одиннадцатого января 1923 года Рурская область — промышленное сердце Германии — была оккупирована войсками Франции и Бельгии. Таким путем французское правительство (Бельгия играла вспомогательную роль) стремилось добиться исправной уплаты репараций. Правительство Куно решило противодействовать, объявив «пассивное сопротивление». Предприятия оккупированной области прекратили работу. Вслед за этим в стране начался тяжелейший кризис. Развернулись массовые забастовки, полиция стреляла по уличным шествиям. В августе Куно ушел в отставку. Новое правительство во главе с Густавом Штреземаном взяло курс на мирное разрешение конфликта.

Ситуация в Германии находилась в центре внимания большевистского руководства. Особенно бдительно за ней следил Троцкий. Он полагал, что появляется неповторимый шанс для возникновения германской, а за ней европейской социальной смуты. Это подтвердило бы его концепцию перманентной революции, о которой не только оппоненты, но, видимо, и он сам начинали забывать.

В августе 1923 года Троцкий, а также Зиновьев и Бухарин отдыхали в Кисловодске. Они, однако, внимательно следили за событиями в Германии. На состоявшемся 9 августа заседании Политбюро решено было вызвать их в Москву для обсуждения международного положения. Троцкий телеграфировал 11 августа Сталину: «Считаю необходимым совещание в Москве особенно ввиду того, что [с] нашей стороны своевременно принят ряд подготовительных мер». Имелось в виду, что по его приказу части Красной армии были выдвинуты к западным границам. Нарком продолжал: «Могу выехать в среду 15 августа, предпочел бы выехать по ходу лечения в субботу 18 августа. Перерыв должен длиться не более недели».[859] Как видим, при всем внимании к «германской революции» Троцкий не пренебрегал своим здоровьем. В Москву выехали также Зиновьев и Бухарин.