Ах, как жалел он сейчас, что нет на борту у Эска ни единого шуриа, да и не одного посвященного Морайг. И способа никакого нет, чтоб известить, успеть, спасти!..

– Прибавьте ходу.

– Котлы не выдержат, эрн.

– К змеям котлы! Прибавить!

Капитан промолчал. В машинах и так уже зажали клапаны, а мачты опасно трещали. Ролфийский флот спешил к месту боя, выжимая из кораблей все – но опаздывал, безнадежно опаздывал.

– Быстрей! Быстрей, прокляни вас Морайг! – труба хрустнула в пальцах Священного Князя, разбрызгивая осколки, и стукнула о палубу покореженным куском металла. Она была уже не нужна. Столб пламени на месте флагмана эскадры Файриста был виден и так.

– Поздно, Вилдайр, – тихо молвила Мэрсейл.

– Нет, – ответил он, впиваясь взглядом в горизонт, словно хотел одной своей волей рассеять дым сражения.

– Поздно, Волк, – повторила Морайг.

– Для него – возможно, но не для нас. Вы знаете, что делать, капитан. Сжечь эту северянскую сволочь. Пленных не брать.

И, сгорбившись, отвернулся и более не проронил ни слова.

Это уже потом флот Ролэнси накинулся на потрепанных северян, обложив их с флангов, как волчья стая окружает одинокого путника зимней ночью. Это уже после десятки шлюпок снова и снова обшаривали место сражения в поисках выживших с «Меллинтан» – и не находя. Это было потом.

– Только локкин сын мог вырвать добычу прямо из пасти – и сдохнуть при этом! – ругался Священный Князь. – Ищите!

И они искали до тех пор, пока гладь бескрайних полей Морайг тревожил хоть один обломок.

Валфрих Тор всегда немного робел перед этой маленькой тщедушной женщиной. Хотя бы просто потому, что только она по-настоящему владела сердцем виртджорна Эска, а это само по себе немало. Ее нынешний статус Священной Княгини нагонял на моряка еще большее смущение. И пусть платье на ней было темное и самое простое, а волосы собраны в обыкновенную косу, но от ее взгляда, больного и требовательного, отчаянно хотелось спрятаться за спиной лейтенанта эрн Тэлэйта. Все-таки тот ей сын родной. Его княгиня-шуриа точно не испепелит своими колкими грязно-синими очами.

К тому же на капитана давили каменные стены княжьего замка, который коршуном нависал над ролфийской столицей. Уж насколько строго и торжественно смотрелись внутренние покои Кейнигэска-Гнезда Эсков в Амалере, но до убранства здешнего Эйлвэнда-Скалы Ветров по части величия им далеко.

– Значит, вы видели своими глазами, виртджорн Тор? – спросила она.

– Так точно, миледи.

– Тогда расскажите мне все… Пожалуйста…

Капитан «Лаунэйд» беспомощно оглянулся на молодого человека. Разговор с вдовой моряка – тяжелая повинность, а дамских слез он не то чтобы не любил, просто не знал, как себя вести с рыдающей женщиной, как утешить в ее бездонном горе. Нет таких слов, просто не существует в природе.

И хоть Шэррар эрн Тэлэйт уверял, будто его мать из другого теста слеплена, но Валфрих не очень-то верил. Если уж его матросы рыдали, точно дети малые, прощаясь с Эском и «Меллинтан», то чего ждать от любящей женщины?

Но делать было нечего, пришлось выложить все как на духу. Капитан изо всех сил старался не упустить ни единой детали и даже постепенно увлекся собственным рассказом, перестав замечать, как мелко дрожат пальцы Священной Княгини, сжимающие платочек.

– Взрыв был чудовищный, миледи. Столб пламени до самого неба. Никто не спасся, ни единый человек. Даже тел не нашли.

– Спасибо, виртджорн. Я бесконечно благодарна вам за то, что вы пожертвовали своим временем ради путешествия на Архипелаг, – молвила после недолгого молчания Джойана. – Аластар не зря всегда считал вас своим лучшим другом и выделял среди прочих соратников.

От такого лестного признания Валфрих сделался пунцовым и более на Священную Княгиню глаз поднять не смел.

– Я никогда не забуду вашей доброты, виртджорн, – сказала на прощание княгиня.

С благодарностями все ясно, вот кто б еще объяснил капитану «Лаунэйд», зачем понадобился Джоне рвущий душу рассказ свидетеля гибели Аластара Эска? Он бы удивился еще сильнее, когда б узнал, что и Шэррар терзается тем же вопросом ничуть не меньше. Шурианка умела хранить сердечные тайны.

…Они брели по песчаному берегу и молчали. Джона даже не подозревала, что на Ролэнси сыщется такой пустынный и безлюдный пляж, где только море, песок, сухая трава и соленый ветер. Но Вилдайр нашел это место и привез ее сюда, потому что на морском берегу княгине становилось легче. Он был единственным, кто понимал, что чувствовала сейчас Джона. На самом деле понимал, как можно любить всех сразу – и Бранда, и Аластара, и его самого, как можно скорбеть о таком разном посмертье для детей разных лун, не предполагающем новой встречи. Разве Вилдайр Эмрис не схоронил своих «земных» жен – предшественниц Джоны, чтобы не ведать о бессильной тоске по навеки утраченному? Смерть всегда уносит с собой частичку души, и рана эта не заживет, как и по сей день не затянулись шрамами забвения имена женщин, которых любил Вилдайр, как не истерся в памяти Джойаны образ Бранда Никэйна. Много любви – много боли, и кто позволяет себе щедрость любить по-настоящему, тот знает, сколь будет велика цена. И платит, не скупясь.

Весь день небо хмурилось тучами, море беспокоилось, и волны с шипением накатывались на пологий берег, заляпывая песок комьями белой пены, но под вечер сменившийся ветер разогнал облака. Словно специально, чтобы ролфи и шуриа могли полюбоваться пожаром заката.

– Даже завидно, ведь ты видишь сейчас больше, чем я, – сказал Вилдайр, поцеловав запястье супруги.

Легкая улыбка коснулась губ женщины, будто их задела крылом невидимая бабочка.

– Если ты про мир духов, то даже они сейчас наслаждаются этой немыслимой красотой.

Солнце раззолотило косы Священного Князя и плеснуло золотом в зрачки Джойаны.

– Тебя утешил визит диллайнского капитана?

– Может быть. Его нет в Тонком мире, его нет в мире живых, а это значит…

– Что? – чутко, по-волчьи насторожился князь.

– Что он, наконец-то, вырвался и обрел свободу. Это самое главное… для него. И для всех, кто остался диллайн.

Вилдайр не выдержал и укрыл плечи Джоны полой своей шинели, обняв и бережно прижав к себе. Закат и впрямь стоил того, чтобы замереть на месте и досмотреть, как пылающий диск рухнет в море, унося в раскаленном кулаке этот долгий и непростой день со всеми его печалями.

И когда отгорела последняя алая искра, сказал, касаясь губами ее удивительно гладких и блестящих волос надо лбом:

– Пошли, моя змейка. Ребята из охраны, поди, уже уши себе поотмораживали на этом ветру.

Джона представила, как они с Вилдайром будут скакать через ночь по дороге, освещаемой факелами, а потом, усталые и осипшие, станут пить горячий черный эль и греть руки о толстые теплые бока кружек, и помимо воли улыбнулась.