Глава 32

Лишь на короткое время людям дано превзойти самих себя и сражаться подобно величайшим героям истории и мифа: Ахиллу, Александру Македонскому, Иуде Маккавею. Раскаленное добела пламя, дарующее человеку неуязвимость, одновременно сжигает его изнутри. Словно в подтверждение этого, Ричард тяжело болел несколько дней после нанесенного нами туркам поражения.

Это была та самая проклятая четырехдневная лихорадка, что донимала его в Италии, на Сицилии, на Кипре и под Акрой. Поэтому приступ стал не слишком уж неожиданным. Битва истощила силы Ричарда, он сделался опустошенным, серым от истощения. Наш лагерь находился рядом с полем боя, заваленным тысячами гниющих и смердящих трупов, над которыми роились тучи мух и стервятников. Пострадал не один Ричард. Болезнь распространилась среди простых солдат. Захворали Рис и де Дрюн. Я заботился о них и старался почаще навещать короля. Печальное было время.

К нашей общей тревоге, Ричарду быстро становилось хуже. Он редко приходил в создание, приступы горячки и лютого озноба сменяли друг друга. Поскольку Ральф Безас был в Акре, короля лечил местный врач, пользовавшийся доброй славой. Мы, рыцари двора, тянули жребий и дежурили по очереди, утирая выступающий на челе короля пот и вливая по капле в рот воду или лекарства. Во сне государя терзали кошмары, а в бреду — видения. В это время он в равной степени клял Филиппа и Джона. Про Саладина почти не упоминалось. Иногда Ричард звал мать, иногда Джоанну, а раз или два даже вспоминал меня или де Шовиньи. Как ни печально, имя Беренгарии ни разу не слетело с его уст.

Временами король приходил в себя настолько, что мог оценить ситуацию — войско Саладина снова обложило город — и отдать кое-какие распоряжения. Он отрядил Генриха Блуаского в Цезарею, чтобы привести французов, которые вместе с графом выступили для оказания нам помощи, но по собственной лени так и остались там. Французы отказались прийти, за исключением горстки храбрецов. Единственная хорошая новость, которую привез Генрих, гласила, что Гуго Бургундский заболел и вернулся в Акру.

Саладин прислал письмо с предупреждением, что идет захватить Яппу и Ричарда, если тот осмелится остаться в городе. Король ответил кратко: «Я буду ждать тебя здесь и, пока способен стоять на ногах или упираться коленями, не отступлю перед тобой ни на шаг». Несмотря на эту похвальбу, Ричард пока что был не способен дать отпор даже трехлетнему ребенку с палкой, и мы все это понимали.

Прошло несколько недель после сражения, и наше положение только усугубилось. Король оставался очень слабым. По лагерю распространился слух, что он умирает, и боевой дух упал ниже некуда. Болезни ежедневно косили людей десятками. Вражеские силы под Яппой многократно превосходили нас числом. Вопреки призывам Ричарда, подкрепления почти не поступали. Что удивительно, даже тамплиеры и госпитальеры отказывались подчиниться его приказу и усилить гарнизон в Аскалоне.

Однажды на исходе жаркого дня я сидел, погруженный в невеселые думы, у королевского ложа и следил за тем, как больной спит. Хотя он казался спокойным, печально было видеть, сколь губительное действие произвела на него четырехдневная лихорадка. Пышные волосы сбились в колтуны и прилипли к голове от пота. Кожа приобрела нездоровый желтоватый оттенок, под глазами набухли мешки. Щеки ввалились, как у голодающего; покоившаяся на покрывале рука выглядела истончившейся и хрупкой.

Если он поправится — когда он поправится, одернул я себя, — на полный возврат сил уйдут месяцы. Тем временем мы сидим сложа руки, а волки в лице мамлюков рыщут вокруг нашего лагеря. Хотя у врага дела шли тоже не блестяще — Абу старательно выведывал новости у сарацинских купцов, ведущих торговлю с обеими сторонами, — Яппе снова грозил захват, а нам — гибель или плен. Переговоры с Саладином возобновились, но шли вяло, Аскалон оставался камнем преткновения. Что до проклятых французов, не оказывавших никакой помощи… Если бы передо мной поставили толстого епископа Бове, заправлявшего делами, пока болел герцог Гуго, я с удовольствием свернул бы ему жирную шею.

Я поймал себя на том, что лихорадочно грызу ноготь большого пальца. Ведь это были только те трудности, с которыми Ричарду приходилось иметь дело в Утремере. Дома дела тоже обстояли не лучшим образом. Мне не составляло труда представить, как Джон, стреляя змеиными глазками, встречается с Филиппом, строит козни и заговоры. И Фиц-Алдельм рядом с ним.

— Фердия, — послышался шепот.

Очнувшись от забытья, я посмотрел на короля. Глаза его были открыты, и, слава богу, взгляд был ясным.

— Вы проснулись, сир.

Печальная улыбка.

— Похоже, что так. Какой сегодня день?

Я на время задумался.

— Двадцать седьмое августа, сир.

— Я провалялся больше трех недель.

В голосе его сквозила досада.

— Да, сир.

— Ни одного из этих дней толком не помню, — сказал он и облизнул губы.

Я поднес к его рту кубок, всегда стоявший наготове.

— Глоток фруктового сока, сир?

— Выжатого из персиков и груш, присланных Саладином?

— Пусть так, сир. Снег растаял, но напиток еще холодный. Следующая поставка, как мне сказали, будет завтра.

Король сделал несколько небольших глотков, откинулся на подушку и закрыл глаза.

— Вкусно. Саладин — упрямая собака, но в любезности ему не откажешь.

— Воистину так, сир.

Тут Ричард был прав. Корзины прибывали каждые несколько дней, хотя снег приходилось везти с горы Хеброн, далеко на северо-востоке.

— И его брат Сафадин тоже. — Король посмотрел на меня. — Как там арабы?

Во время затишья в войне брат Саладина прислал Ричарду в знак восхищения его доблестью двух великолепных скакунов.

— Чудесно, сир. Вскоре вы сможете на них проехаться, — сказал я, надеясь, что моя ложь звучит убедительно.

— Не так уж скоро. По правде сказать, я слаб, как новорожденный котенок. Божьи ноги, от этой болезни так просто не оправишься.

Он надолго замолчал. Мне показалось, что король снова заснул, но тут он заговорил:

— Тамплиеры и госпитальеры… Они прибыли?

Он еще в горячке, решил я, или не вполне пришел в себя. Минули недели с тех пор, как поступили последние вести от великих магистров. Они не стремились занимать крепости, так как понимали, что не удержат их без Ричарда. И поскольку королю требовалось вернуться в Акру для поправки, Яппа и Аскалон магистров не занимали.

— Нет, сир. Они не придут, — ответил я мягко.

— А как этот мошенник Гуго Бургундский — до сих пор хворает?

— Сегодня поутру из Акры пришло известие, сир. Он умер.

Невелика потеря, добавил я про себя.

Голова Ричарда приподнялась на подушке, глаза оживились.

— Правда?

Я кивнул.

— Ну хоть какие-то хорошие новости. — Король явно чувствовал себя лучше. — Рать