Целью китайских военных явилась такая же коммунистическая страна, недавний союзник и давний получатель китайской экономической и военной помощи. Перед ними стояла задача сохранения стратегического равновесия в Азии, как его видели в Китае. Далее Китай развернул кампанию при моральной поддержке, дипломатическом прикрытии и сотрудничестве в области разведки с Соединенными Штатами — той же «империалистической державой», которую Пекин помог выгнать из Индокитая пятью годами ранее.

Объявлялось, что война преследует цель «обуздать вьетнамские амбиции и преподать им надлежащий урок ограниченного характера»[562]. «Надлежащий» означало нанести достаточный урон, способный повлиять на вьетнамские планы и расчеты на будущее, под понятием «ограниченный характер» подразумевалось, что урок будет окончен до вмешательства извне или до того, как другие факторы сделают его неконтролируемым. Китай бросил прямой вызов Советскому Союзу.

Предсказание Дэн Сяопина подтвердилось: Советский Союз не напал на Китай. На следующий день после начала вторжения Китая советское правительство выступило с вялым заявлением, где наряду с осуждением «преступного» нападения Китая подчеркивалось, что «героический вьетнамский народ… способен и в этот раз выстоять самостоятельно»[563]. Советская военная реакция ограничилась отправкой оперативного военно-морского соединения в Восточно-Китайское море, ограниченными поставками оружия воздухом в Ханой и активизацией воздушного патрулирования вдоль китайско-советской границы. Воздушные поставки ограничивались не только географическим фактором, но и внутренними колебаниями. В итоге Советский Союз в 1979 году оказал своему новому союзнику Вьетнаму столько же помощи, сколько 20 лет назад тогдашнему союзнику Китаю во время кризиса в Тайваньском проливе. Ни в том ни в другом случае Советский Союз не захотел рисковать развязыванием крупномасштабной войны.

Вскоре после войны Хуа Гофэн подвел итог емкой фразой, пренебрежительно характеризующей советских руководителей: «Что касается угроз в наш адрес, то они осуществляли это своими маневрами вблизи границы, направляя корабли в Восточно-Китайское море. Но у них духа не хватило начать действия, и после всего мы по-прежнему могли дергать тигра за хвост».

Дэн Сяопин саркастически отверг американский совет быть осторожными. Во время визита в Пекин в конце февраля 1979 года министр финансов Майкл Блюменталь призвал вывести китайские войска из Вьетнама «как можно быстрее», поскольку Пекин «неоправданно рисковал»[564]. Дэн возражал. Беседуя с американскими журналистами накануне встречи с Блюменталем, Дэн продемонстрировал свое недовольство словесными уловками, насмехаясь над «некоторыми людьми», «боявшимися обидеть» «Кубу Востока»[565].

Как и во время китайско-индийской войны, Китай нанес ограниченный «карательный» удар, затем последовало немедленное отступление. Все закончилось в течение 29 дней. Вскоре после захвата войсками НОАК (и, как утверждают, разорения) столиц трех вьетнамских провинций вдоль границы, Пекин объявил о том, что китайские войска будут выведены из Вьетнама, за исключением нескольких спорных участков территории. Пекин не делал попыток свергнуть ханойское правительство или открыто вторгнуться в Камбоджу.

Через месяц после вывода китайских войск Дэн Сяопин во время моего визита в Пекин объяснял мне китайскую стратегию:

«ДЭН: После моего возвращения [из Соединенных Штатов] мы сразу же начали воевать. Но мы попросили вас высказать свое мнение заблаговременно. Я обговорил это с президентом Картером, и он тогда ответил мне очень официально и весьма торжественно. Он зачитал мне написанный текст. Я сказал ему: „Китай решит эту проблему самостоятельно, и если есть какой-то риск, Китай берет на себя всю ответственность. Если взглянуть назад, то, как мы думаем, если бы мы во время нашей акции принуждения вторглись во Вьетнам еще глубже, то было бы даже гораздо лучше“.

КИССИНДЖЕР: Вполне возможно.

ДЭН: Наших сил было достаточно, чтобы дойти до Ханоя. Но было бы неразумно заходить так далеко.

КИССИНДЖЕР: Да, это вышло бы за пределы запланированного.

ДЭН: Да, Вы правы. Но мы могли бы еще на 30 км зайти в глубь Вьетнама. Мы захватили все районы с оборонительными сооружениями. Больше не оставалось оборонительных линий на всем пути до Ханоя».

Среди историков существует общепринятое мнение, будто эта война стала дорогостоящим поражением для Китая[566]. Влияние политизации периода «культурной революции» на НОАК стало очевидным во время этой кампании: действиям мешало устаревшее оборудование, возникали проблемы с тыловым обеспечением, нехваткой личного состава и негибкой тактикой, китайские войска продвигались очень медленно, и это им дорого стоило. По оценкам некоторых аналитиков, НОАК понесла столько потерь убитыми в боях в течение одного месяца третьей вьетнамской войны, сколько Соединенные Штаты потеряли во время самых дорого обошедшихся лет второй вьетнамской войны[567].

Общепринятое мнение опирается, однако, на неверное толкование китайской стратегии. Какими бы серьезными ни выглядели недостатки в ее осуществлении, китайская кампания отражала серьезный долгосрочный анализ. Судя по объяснениям китайских руководителей своим американским коллегам, они рассматривали консолидацию мощи поддерживаемого Советским Союзом Вьетнама в Индокитае как ключевой шаг в «стратегическом развертывании» Советского Союза в мире. Советский Союз уже сконцентрировал войска в Восточной Европе и вдоль китайской границы. А теперь, как предупреждали китайские руководители, Москва «начала приобретать базы» в Индокитае, Африке, на Ближнем Востоке[568]. Если он укрепит свои позиции в этих регионах, он сможет контролировать жизненно важные источники энергии и будет в состоянии перекрыть основные морские линии — в особенности важен Малаккский пролив, соединяющий Тихий океан с Индийским. Москва получила бы стратегическую инициативу в любом будущем конфликте. В более широком смысле война завершилась в соответствии с анализом Пекином концепции Сунь-цзы относительно «ши» — тенденции и «потенциальной энергии» стратегической перспективы.