Такой баланс между американскими и китайскими императивами иллюстрирует, почему иногда двусмысленность является жизненной силой дипломатии. Мудрость государственных мужей с обеих сторон нужна для того, чтобы двигать процесс вперед.

По мере продвижения Дэн Сяопина от призывов к их претворению в жизнь он принимал меры к тому, чтобы Китай не сидел в пассивном ожидании американских решений. Везде где бы то ни было — особенно в Юго-Восточной Азии — он создавал политические рамки, всемерно их отстаивая.

В отличие от Мао Цзэдуна, вызывавшего иностранных руководителей в свою резиденцию подобно императору, Дэн Сяопин применил противоположный подход: он совершил поездки по странам Юго-Восточной Азии, в Соединенные Штаты, Японию и проводил собственную, вполне открытую, прямолинейную, а подчас и задиристую дипломатию. В 1978 и 1979 годах Дэн Сяопин предпринял ряд поездок с целью изменить представления о Китае за рубежом. Он хотел показать Китай не революционным возмутителем спокойствия, а такой же жертвой советских и вьетнамских геополитических замыслов. Китай во время вьетнамской войны находился на другой стороне. В Таиланде и Малайзии Китай до этого поощрял революцию среди китайских эмигрантов[535] и национальных меньшинств[536]. Все сейчас подчинялось снятию прямой угрозы.

В интервью журналу «Тайм» в феврале 1979 года Дэн Сяопин ознакомил широкую публику с китайским стратегическим планом: «Если мы действительно хотим установить преграду для белого медведя, единственно реальной вещью для нас становится объединение. Если мы будем зависеть только от сил США, этого будет недостаточно. Если мы будем полагаться только на силы Европы, этого будет недостаточно. Мы — незначительная бедная страна, но если мы объединимся, ну, тогда у нас будет значительный вес»[537].

Во время своих поездок Дэн Сяопин подчеркивал относительную отсталость Китая и его стремление получить технологии и экспертную помощь передовых промышленно развитых стран. Но он утверждал: недостаток в развитии Китая отнюдь не является преградой для его решимости противостоять советской и вьетнамской экспансии, если понадобится, то с применением силы и даже в одиночку.

Поездки Дэн Сяопина за рубеж — и его постоянные ссылки на бедность — решительно отличались от традиций китайских государственных деятелей. Немногие китайские правители вообще выбирались за границу. (Конечно, в соответствии с традиционной концепцией они правили в Поднебесной, где технически никак не могло быть «заграницы», куда можно было бы выезжать.) Желание Дэн Сяопина открыто подчеркнуть отсталость Китая и необходимость учиться у других выглядело резким контрастом по сравнению с отчужденностью китайских императоров и высшего чиновничества в делах с иностранцами. Никогда китайский правитель не объявлял иностранцам, будто нуждается в иностранных вещах. Цинский двор принимал иностранные новинки в ограниченных дозах (например, приветствуя иезуитских астрономов и математиков), но всегда настаивал на следующем: торговля с другими странами — выражение доброй воли Китая, а не его потребность. Мао Цзэдун тоже подчеркивал опору на собственные силы, даже ценой всеобщей бедности и изоляционизма.

Дэн Сяопин начал свои зарубежные поездки с визита в Японию. Поводом послужила ратификация договора, завершившего переговоры о нормализации дипломатических отношений между Японией и Китаем. Стратегический план Дэн Сяопина требовал примирения, а не просто нормализации, с тем чтобы Япония могла помочь изолировать Советский Союз и Вьетнам.

Для достижения этой цели Дэн Сяопин с готовностью закрыл глаза на полвека страданий, которые принесла Япония Китаю. Дэн вел себя весьма бурно, когда заявил, что «мое сердце переполняет радость», и обнял японского коллегу, — жест, практически не имевший прецедентов в обществе, которое представлял хозяин, да и в китайском тоже. Дэн не делал попыток скрыть экономическую отсталость Китая: «Если у вас некрасивое лицо, нет смысла делать вид, будто вы писаный красавец». Когда его попросили расписаться в книге посетителей, он дал необычайно высокую оценку достижений Японии, написав: «Мы учимся у японского народа и отдаем дань уважения японскому народу, великому, прилежному, смелому и умному»[538].

В ноябре 1978 года Дэн Сяопин посетил Юго-Восточную Азию, побывав в Малайзии, Сингапуре и Таиланде. Он назвал Вьетнам «Кубой Востока» и говорил о недавно подписанном советско-вьетнамском договоре как об угрозе миру во всем мире[539]. В Таиланде 8 ноября 1978 года Дэн подчеркивал, что «безопасность и мир в Азии, Тихом океане и во всем мире находятся под угрозой» из-за советско-вьетнамского договора: «Этот договор направлен не только против одного Китая… Это весьма важный советский замысел мирового масштаба. Можете поверить, значение договора в том, чтобы окружить Китай. Я говорил дружественным странам, что Китай не боится быть окруженным. Он представляет огромное значение для Азии и Тихого океана. Безопасность и мир в Азии, Тихом океане и во всем мире находятся под угрозой»[540].

В ходе визита в Сингапур Дэн Сяопин столкнулся с родственным по духу экстраординарным премьер-министром Ли Куан Ю и взглянул на возможное будущее Китая — общество с преимущественно китайским населением, которое процветает, как позднее с восхищением заметил Дэн, в условиях «строгого администрирования» и «хорошего общественного порядка»[541]. Китай в то время был страшно беден, а его «общественный порядок» с трудом восстанавливался после «культурной революции». Ли Куан Ю так вспоминал тот памятный разговор: