ночь и застонал. Эмилио Сандос стоял возле ночного столика, осторожно ставя на него чашку с кофе, причем сервомоторчики сработали почти в точности так, как сработала бы здоровая рука.

– Который час? – спросил Эд, потирая шею.

– Начало девятого, – сказал Сандос. Одетый в тенниску и мешковатые спортивные штаны, он сидел на краю собственной кровати и следил за тем, как брат Эдвард потягивается и трет глаза пухлыми ладонями. – Спасибо тебе. За то, что был со мной.

Брат Эдвард внимательно посмотрел на него, оценивая ситуацию.

– Как вы себя чувствуете?

– Нормально, – спокойно ответил Эмилио. – Совершенно нормально.

После чего поднялся и подошел к окну, отодвинул штору, но ничего вдохновляющего не увидел: только дверь гаража и участок склона.

– Когда-то я был довольно хорошим бегуном на средние дистанции, – проговорил он непринужденным тоном. – Сегодня я одолел примерно полкилометра. Но большую часть шагом. – Он пожал плечами. – Это начало.

– Это начало, – согласился Эдвард Бер. – А кроме того, вы прекрасно управились с кофе.

– Да. Не разбил чашку, а только немного пролил. – Он выпустил штору из пальцев. – А сейчас я намереваюсь помыться.

– Помощь нужна?

– Нет. Спасибо. Я справлюсь.

Ни капли гнева, отметил брат Эдвард. Он проследил за движениями Эмилио, выдвинувшего ящик комода и достававшего из нее белье. На процесс ушло некоторое время, однако Сандос безукоризненно справился с делом. Когда он направился к двери, брат Эдвард заговорил снова.

– Все еще не закончилось, понимаете, – предостерег он Эмилио. – Сразу и мгновенно поправиться в вашей ситуации невозможно.

Эмилио какое-то время постоял, разглядывая пол, а потом посмотрел на Эда.

– Да, я это знаю.

Немного постояв на месте, он спросил:

– А кем ты работал прежде? Фельдшером? Врачом?

Эдвард Бер фыркнул и протянул руку за кофе.

– Ни то, ни другое. Я был биржевым брокером. Специализировался на недооцененных компаниях.

Он не ожидал, что Сандос поймет его. Священники как таковые, принесшие обет бедности, безнадежно не разбирались в финансах.

– Деятельность моя включала восстановление ценности объектов, недооцененных другими людьми.

Сандос не заметил связи.

– И вы хорошо справлялись со своим делом?

– О да. Очень хорошо. – Подняв свою чашку, брат Эдвард сказал: – Спасибо за кофе.

Проводив взглядом вышедшего из комнаты Сандоса, не шевелясь, в молчании Эдвард Бер приступил к утренним молитвам.

* * *

В ДЕСЯТЬ УТРА Отец-генерал услышал металлический стук в свою дверь и, сказав «войдите», отнюдь не удивился появлению в своем кабинете Эмилио Сандоса, без малейших колебаний справившегося с рукояткой и аккуратно прикрывшего за собой дверь.

Джулиани начал было вставать, но Эмилио остановил его:

– Прошу вас, не надо. Сидите. Я просто хотел… хотел поблагодарить вас. Лечебная процедура не могла быть легкой для вас.

– Она была жестокой, – признал Винс Джулиани. – И это при том, что мне пришлось только слушать.

– Нет. Вы сделали куда больше. – Сандос огляделся по сторонам, и кабинет странным образом показался ему пустым, после чего неожиданным образом рассмеялся, поднял руки к голове, словно бы собираясь запустить свои пальцы в шевелюру, согласно нервной привычке прежних лет, сделавшейся теперь неприятной, так как волосы могли запутаться в механизмах протеза. Он опустил руки.

– Простите за стол. Он был дорогим?

– Бесценным.

– Сколько…

– Забудем. – Джулиани отодвинулся от письменного стола. – Так. Похоже, вам лучше.

– Ага. Я хорошо выспался. В отличие, наверное, от бедного Джона Кандотти… не знаю, как спал он, но я точно выспался. – Эмилио улыбнулся и добавил: – Джон был великолепен. Спасибо вам за то, что вы поместили меня сюда. И за Эда. И за Фелипе. Даже за Фелькера. Я не смог бы…

Скривившись, он на мгновение отвернулся, но почти немедленно принял прежнюю позу.

– Это было, наверное, как… как изблевать яд.

Джулиани промолчал, и Эмилио продолжил с самой легкой иронией:

– Мнится мне, что я где-то слышал, будто исповедь хороша для души.

Уголки рта Джулиани дрогнули.

– Кстати, именно этот принцип я полагал в основу своих действий.

Эмилио подошел к окнам. Из этого кабинета открывался вид более приятный, чем тот, что он видел из собственного окна. Высокий сан сопровождается привилегиями.

– Ночью мне приснился сон, – сказал он негромко. – Я шел по дороге, и рядом со мной никого не было. И во сне я сказал: «Я ничего не понял, но пойму, если ты научишь меня». Как вы считаете, меня кто-то слушал?

Он не стал отворачиваться от окна.

Не отвечая, Джулиани встал и подошел к книжному шкафу. Взяв скромный томик в потрескавшемся кожаном переплете, он принялся листать его, пока не остановился на нужной странице, и протянул его Сандосу.

Повернувшись, Сандос взял книгу и посмотрел на корешок.

– Эсхил?

Джулиани молча указал ему на отрывок, и Эмилио некоторое время рассматривал его, медленно переводя в уме греческий текст, и наконец проговорил:

– «В нашем сне боль, которую невозможно забыть, по капле падает на сердце, пока наконец в нашем собственном отчаянии, против нашей воли, приходит мудрость посредством страшной милости Бога»[92].

– Хвастун.

Сандос рассмеялся, однако, повернувшись к окну, снова перечитал отрывок. Джулиани вернулся к письменному столу и сел, ожидая, пока Сандос снова заговорит.

– Я хотел спросить: могу ли я еще какое-то время побыть здесь? – проговорил Эмилио, совершенно не собиравшийся просить ничего подобного. Он намеревался уехать отсюда. – Вы были очень терпеливы. Я не собирался навязывать себя.

– Ерунда.

Сандос не стал поворачиваться для того, чтобы посмотреть на Отца-генерала, но Джулиани заметил, как переменился его тон.

– Я не знаю, являюсь ли по-прежнему священником. Не знаю, являюсь им или нет… не знаю вообще ничего с уверенностью. Не знаю даже того, чего хочу.

– Оставайтесь так долго, как захотите.

– Спасибо. Вы были чрезвычайно терпеливы со мной, – повторил Эмилио. Подойдя к двери, он твердо взялся за ручку замка.

– Эмилио, – обратился к нему Отец-генерал голосом негромким, однако превосходно слышным в этой тишине. – Я посылаю новую группу. На Ракхат. И подумал, что вам следует это знать. Мы могли бы воспользоваться вашей помощью. В области языков.

Сандос застыл на месте.

– Слишком рано, Винс. Я даже подумать об этом не могу. Слишком рано.

– Ну конечно. Я просто подумал, что тебе следует это знать.

Винченцо Джулиани проводил Сандоса взглядом и, не осознавая собственного движения, покоряясь старой привычке, поднялся, подошел к окнам и стоял, глядя наружу, не замечая времени: на стриженую траву двора, а за ним на сложную панораму, образованную средневековыми стенами, каменными глыбами, ухоженным садом и корявыми деревьями, – сценой, сохранившейся от великой и прекрасной Античности.

Иезуиты в космосе

Послесловие к юбилейному изданию

Старая шутка. Обедают три католических священника: францисканец, доминиканец и иезуит. Внезапно гаснет свет.

– Давайте поприветствуем сестру Тьму и терпеливо дождемся, когда вернется брат Свет, – говорит францисканец.

– Бог дал нам тьму невежества, чтобы мы могли различить свет истины, – отвечает доминиканец.

Иезуит же находит фонарик и спускается вниз, чтобы проверить выключатель.

ИМЕННО ТАКОЙ ПРАКТИЧЕСКИЙ ПОДХОД напомнил иезуитам о пятисотой годовщине прибытия Колумба в Новый Свет. Сотрудники радиотелескопа Аресибо в Пуэрто-Рико собирались серьезно начать проект «Поиск внеземного разума» (SETI) 12 октября 1992 года, и, как и многие поклонники научной фантастики, я задавалась вопросом: что произойдет, если мы найдем неопровержимые доказательства существования других разумных видов во Вселенной?

А что, если бы было возможно добраться до них за одну человеческую жизнь? Кто возьмет на себя эту миссию? Для этого потребовалась бы международная организация, обладающая научным опытом, деньгами для поддержки миссии и убедительным мотивом туда отправиться. А как насчет иезуитов? Что может быть более убедительным мотивом, чем желание ученых-иезуитов познать и полюбить других детей Божьих?

Я не хотела писать эту историю – я просто хотела прочитать ее, но я не могла найти добровольцев, и одно привело к другому. Сама того не желая, я начала писать роман о Первом Контакте и иезуитах в космосе.

Перенесемся в 2013 год.

Когда было объявлено о потрясающе невероятном назначении Хорхе Марио Бергольо папой, я получила электронные письма с поздравлением от читателей со всего мира, как будто я каким-то образом предсказала вступление в должность папы Франциска. В «Детях Божьих», продолжении «Птицы малой», я создала вымышленного папу римского, который был непритязательным и доступным, но он определенно не был иезуитом. Наряду с обетами