– Мы хотим поговорить с тобой. Я и Винсент. Без свидетелей, – сказал ему Феликс.

Лео кивнул на комнату с сейфом в полу, трое братьев вошли туда и закрыли дверь.

– Я знаю, о чем ты думаешь, – сказал Феликс, как только они остались одни. – Но мы не передумали. Мы приехали не затем, чтобы грабить банк.

Феликс достал конверт из внутреннего кармана куртки.

– Вот. Семьдесят тысяч. Все, что у нас осталось. Если тебе нужны деньги, если причина в этом, возьми их, Лео. И забудь про этот чертов грабеж!

Сначала Лео недоуменно смотрел на конверт с деньгами. И наконец понял.

– Ты явился сюда, сюда, Феликс, как этакий паршивый рождественский гном с подарками. И что дальше? Семьдесят тысяч – их хватит на месяц-другой.

– Тогда мы вернемся, если хочешь. Фирма по-прежнему существует, так? Настоящая строительная фирма? Можем заняться тем, чем занимались раньше. Вместе строить дома.

Конверт все еще висел в воздухе между ними.

– Винсент, ты по-прежнему с ним согласен?

– Не знаю.

– Не знаешь?

– Не знаю!

Лео чуть склонил голову набок, улыбнулся.

– Но ты хорошо знаешь, Винсент, что не в силах сидеть дома и изнывать от тревоги. Так что решай. Завтра мы идем на дело.

Феликс уронил никому не нужный конверт.

– Значит, вы собираетесь вместе ограбить банк? Серьезно? Вы… вчетвером?

– Да.

– Лео, конверт твой. Я ухожу. Я приехал сюда не грабить банк, я приехал остановить тебя. И ты никогда больше не спросишь нас об этом. Ни меня, ни Винсента.

Он пошел к двери, открыл ее, обернулся.

– Винсент? Завтра утром я еду домой. Билеты уже заказаны. У тебя есть мой телефон, если надумаешь ехать со мной.

Иван встал с кухонного стула, словно только того и ждал.

– Погоди!

Феликс не остановился.

– Погоди, я хочу поговорить с тобой!

Он успел взять Феликса за плечо.

– Пусти, черт побери!

– Послушай, мы не виделись…

– Послушать? Тебя? Ты собрался грабить банк с родным сыном?

Иван разжал руку.

– Феликс. Мальчик мой. Я здесь, чтобы повидать вас. Тебя. Лео. Винсента. Думал, мы… будем работать вместе. Мы все.

– Прости?

Их разделяло не больше метра, достаточно близко, чтобы почувствовать: дыхание у него другое, не пахнет спиртным.

– Думаешь, я пошел бы грабить банк., с тобой? Думаешь, я вообще хочу находиться с тобой в одной комнате? После того, что ты заставил меня сделать с мамой? Ты вправду так думаешь? Пошел ты к черту!

– Когда-нибудь тебе надо забыть об этом, Феликс, ты злишься не на меня… ты злишься на него, на человека, которого знал, когда был маленьким, который был ненамного старше, чем Лео сейчас. Забудь. И посмотри на меня сейчас, я не тот, забудь.

– Я должен… забыть? Ответь мне на один вопрос: кто открыл дверь, когда ты явился и избил маму? Я? Винсент? Лео? Ты помнишь? Или мне и об этом тоже забыть?

Он шагнул к отцу. Кашлянул, накапливая слюну.

А потом плюнул.

На сей раз плевок попал выше, не на щеку и шею, как у матери, но точно так же потек по лицу старика.

– Вы что творите?

Лео выбежал из соседней комнаты и прижал одну руку к груди отца, а другую – к груди брата, отодвинул их друг от друга.

– Уходи, Феликс.

Винсент стоял чуть поодаль. Один. Смотрел, как отец рукавом стер плевок, а Феликс открыл входную дверь.

– Подожди! – Он бросился в переднюю, мимо отца и Лео. – Я с тобой.

* * *

Иван пролежал час, а может, два, когда вдруг сообразил, в чем дело. Запах – вот что его раздражало. Он сел, поднес к носу подушку. Точно. В этом все дело. Назойливый запах, такой знакомый – наволочка пахла Бритт-Марией.

Она тоже здесь спала?

Он вернулся вспять. В то время. Стукачка. Достала она его своим зуденьем, он сидел на краю совершенно другой кровати – в КПЗ, на следующий день после коктейля Молотова, брошенного в дом и в предательницу. В стукачку. И полицейский с забинтованной правой рукой открыл дверь камеры и вошел без приглашения: поговорить ему надо.

Иван говорить не хотел.

Но чертов легавый не уходил, требовал ответов.

– Как… вы могли притащить с собой родного сына?

– О чем вы?

– О том, что вашему сыну всего десять лет, а вы притащили его с собой, чтобы сжечь вашу жену. Его мать.

– Не хочу я с вами разговаривать.

– Послушайте, ваш сын Лео вроде хороший мальчишка, он…

– Я не хочу с вами разговаривать. Не обязан. Я сижу в КПЗ, но сам решаю, когда мне говорить. Уходите. Вон!

– Вам и нет нужды говорить. Потому что я уже говорил с вашим сыном. Лео все нам рассказал. Как вы делали бомбу. Как посадили его в машину, припарковали ее на дороге, как прошли через малиновые кусты, как стояли там и глазели, а потом швырнули бутылку в окно полуподвала.

– Ничего я не швырял. И мой сын рассказывать не станет.

– По он рассказал, причем без принуждения, по своей воле, в присутствии матери. Я час с лишним просидел у вас за кухонным столом, с вашим сыном.

– Значит, паршивый легаш заставил моего сына целый час стучать на меня?

– А то.

– В таком случае что у вас с рукой? Мой сын говорить не станет. В нашей семье доносчиков нету.

– Он говорил, потому что ему нужно было высказаться, неужели непонятно? Вы – его отец, Иван. Ради него расскажите мне, что произошло. Тогда ему не придется нести это одному.

– Убирайтесь отсюда! Сию минуту!

Чертов запах, Иван не мог от него отделаться, хотя порвал наволочку в клочья и выбросил в окно. Вышел в коридор, холодный и темный. Тайком, как ребенок, бродил здесь, в доме сына, а она все зудела, пока у него голова не пошла кругом, он поскользнулся и ушиб бедро о мойку, а ногу о кухонный стол. Ему не хотелось возвращаться в прошлое. Ты – единственный риск. Он шел рядом с Лео, они вскрыли машину и отогнали ее на то место, где состоится замена, и сын смотрел на него и обвинял, хотя они даже и начать не успели. Риск? Зудеть в голове – чертовский риск. Стучать на кого-то – чертовский риск. Ни капли за сорок восемь часов, руки дрожали, и несколько раз его едва не вывернуло, но он сдержался, а ведь знал, что в угловом шкафчике стоит бутылка виски, потом горячка усилила дрожь, хотя в доме было уже не холодно, он сел на кухонный диван и теперь мерз еще и изнутри… может быть, рядом с бутылкой виски была и бутылка вина, он лег и лупил рукой по воздуху, потому что зудение не прекращалось.