статуэтку индусского слоноголового бога Ганеши, чудесную вещицу.

– Раздобыл в Бомбее по дешевке, – похвалился полковник.

– Грабим подданных империи, значит? – хмыкнул Бен.

Полковник побагровел, и Фрэнку показалось, что он вот-вот взорвется, но старик только буркнул:

– Я уплатил справедливую рыночную цену.

Фрэнк жалел о том, что Бен так ведет себя.

Как и прежде, он намеревался покончить с собой при первой возможности, но за ним постоянно следили. Пока же он решил узнать как можно больше о том, что происходит. В комнате он расспрашивал Бена о его прошлом, о том, что привело его на работу в клинику для душевнобольных.

– Я уже был там, когда привезли тебя, – сказал Бен. – В Сопротивлении состоит множество людей, мы повсюду. Сочувствующие и активисты есть в большинстве крупных психушек.

– Как ты поступил на эту работу?

Бен усмехнулся, показав кривые зубы:

– Несколько лет назад у меня случились неприятности в Глазго. Подрался с фашистами. Решили, что мне нужна новая личность и новая работа. Проблемы с законом у меня были еще в юности. И вот мне дали новое имя и устроили на курсы для санитаров психиатрических лечебниц. Попасть туда оказалось просто даже в те дни – работа не из тех, что привлекает тысячи соискателей. А еще я умел постоять за себя: при таком занятии это важно.

– Так, значит, Бен – не настоящее имя?

– Нет. – Он мотнул головой. – Но знаешь, я так долго был Беном Холлом, что почти запамятовал, как меня звали раньше.

– А что за проблемы у тебя были в молодости?

Бен дернул плечами:

– В семнадцать я угодил в борстал[17] и заразился там революционными настроениями. Потом был профсоюзным организатором в Глазго, действовал от имени партии, убеждал людей отстаивать свои интересы. Было несколько драк, когда власти посылали окси.

– От партии? Ты имеешь в виду коммунистов?

– Верно. – Он посмотрел на Фрэнка. – Мы никогда не боялись испачкать руки.

– В смысле, убивать людей? – сказал Фрэнк.

– Нельзя приготовить омлет, не разбив яиц.

Фрэнк подумал о России, обо всех этих концентрационных лагерях, которые обнаружили там немцы.

– Бедные яйца, – промолвил он.

– Ты понятия не имеешь, как живут бедняки, – проворчал Бен. – Цены растут, зарплаты падают, забастовки и протесты под запретом. Последняя забастовка, которую я организовал, проходила на верфи. Мы пошли в Глазго, это была мирная демонстрация, к нам присоединилось много лейбористов и людей, далеких от политики. Но как только мы приблизились к центру города, налетели окси с дубинками и принялись лупить всех без разбора, а когда мы начали разбегаться, оказалось, что в боковых улочках нас поджидают бандиты из ШНП[18]. Они накинулись на нас с ножами и кастетами, а какие-то уроды в килтах стояли на ступеньках и наяривали на чертовых волынках. Я получил по голове. Тут бы мне и конец, но товарищи меня вытащили. Тогда и решили, что я должен сменить личность. Меня уже взяли на заметку.

Фрэнк посмотрел на него:

– У нас в Стрэнгмене был один учитель, шотландский националист. Преподавал историю, постоянно твердил про английских землевладельцев, про то, как они сгоняли горцев со своих участков.

– Выходит, хреновый из него был учитель. По большей части это шотландские землевладельцы сгоняли горцев, чтобы устроить загоны для овец. Те самые ШНП. – Бен неприязненно скривился. – Среди основателей Шотландской национальной партии были фашисты. Все ради славной нации. Примкнули к ним и кое-какие романтики из левого крыла, но их выпихнули после сорокового года. Знаешь, наци выступили против призыва в тридцать девятом году, утверждая, что призыв шотландцев в британскую армию нарушает Акт об Унии. Это было для них важнее, чем сражаться против нацистов. – Бен горько усмехнулся. – Как только партия начинает говорить, что в политике важнее всего национальная принадлежность, что национализм способен решить все остальные проблемы, – смотри в оба, ибо ты оказался на пути, который заканчивается фашизмом. И если даже это не так, то мысль о том, будто национальная принадлежность – некая магия, избавляющая от невзгод, сродни вере в фей. Ну и разумеется, у националистов всегда должен иметься враг, будь то англичане, французы или евреи, – в любом случае это чужие, те подонки, из-за которых и возникают все проблемы.

Фрэнк не ответил. Страстность Бена немного пугала его.

– Когда ты учился в той эдинбургской школе, тебя травили за то, что ты англичанин? – задал вопрос Бен.

– Не то чтобы всерьез. Да, меня иногда обзывали англичанином и прибавляли… ну, одно нехорошее слово. Но я наполовину шотландец – мой отец был из Шотландии.

Бен с любопытством посмотрел на него:

– И что ты думаешь насчет Шотландии?

Фрэнк пожал плечами:

– Как ты выразился однажды, я уверен, что и в Англии есть места, где ничуть не лучше. Мне плевать, шотландец ты или англичанин, и на весь этот дурацкий национализм тоже плевать. Тут я с тобой согласен. Но и коммунисты не по мне.

Бен кивнул и печально улыбнулся:

– Ты хороший человек, Фрэнк. В тебе нет зла.

Фрэнк помялся, потом сказал:

– Помнишь, ты мне сказал, что у меня в истории болезни сказано, будто я повредил руку в результате несчастного случая?

– Угу.

– Так вот, это не был несчастный случай.

– Хочешь сказать, кто-то сделал это намеренно?

Бен явно выглядел удивленным, хотя Фрэнк сомневался в его способности удивляться чему-нибудь. Фрэнк покачал головой. Возникло странное ощущение. Он сказал лишнее.

С Дэвидом и Джеффом общаться было проще – Фрэнк вспоминал о пребывании в Оксфорде. По-прежнему пытаясь выяснить как можно больше, Фрэнк расспрашивал друзей о том, как они присоединились к Сопротивлению.

– Я увидел, как черных сгоняют с их земель в Кении, чтобы освободить место для колонистов. – Джефф вытащил изо рта трубку и указал чубуком на Дэвида. – А потом я завербовал этого парня.

– Что ты делал, чтобы помочь? – спросил Фрэнк.

Дэвид посмотрел ему в глаза:

– Передавал секреты правительства Сопротивлению.

– Тебя раскрыли из-за меня?

– Нет. Нет, это произошло из-за допущенной мной ошибки.

– И твоя жена ничего не знала?

– Я не мог ее вовлекать. Она ведь пацифистка, понимаешь?

– Я, наверное, тоже, – сказал Фрэнк. – Но в эти дни… может быть, это предлог, чтобы оставаться в стороне, так мне кажется.

Дэвид насупился:

– Сара вовсе не трусиха.

– Прости, я не хотел… Я имел в виду, что это я трус. И всегда им был.

– Не надо так считать, старина. – Джефф твердо посмотрел на Фрэнка. – Особенно после того, что ты пытался сделать в клинике.

Фрэнк сменил тему и обратился к Дэвиду:

– А если нам удастся сбежать, вы с женой снова