— Пап, а где твоя магия? — тихо спросил он.

— Пропала. — Я смог нормально говорить.

— Насовсем?

— Скорее всего. Что ты видишь? На магическом уровне.

— Темноту. Я её разогнал немного. Потом попробую еще. Тебе лучше?

— Да, сынок. Намного. Спасибо.

«Ты жалок даже перед собственным ребенком. Какой из тебя отец? Что за пример ты подаешь? Взгляни, как он на тебя смотрит. С жалостью! Потому что ты ничтожество. Пустое место».

— Говори со мной, — попросил я сына. — Просто говори.

— Хорошо. — Он был напуган настолько, что едва не трясся, но делал вид, что все в порядке. — Ты не отвечал на кристалл. Я очень беспокоился.

— Прости, я не мог.

— Я понимаю, ничего страшного. Ты должен был меня забрать, и не приехал. Поэтому вот он я. Обещал бабушке, что мы через месяц её навестим. Мне надо продолжить тренировки. Она хочет, чтобы ты остался у неё вместе со мной. Говорит, это мне поможет. Потому что я все время беспокоюсь, как ты тут, и сбиваюсь.

— Хорошо.

Легко обещать, когда знаешь, что все равно не выполнишь. Ничего…

— У тебя жар. — Алекс коснулся моего лба. — Но убрать не получается.

— Сам пройдет. На чем ты приехал?

— На междугороднем мобиле. Дольше ехать, конечно. В пять утра отправился, и только в восемь вечера был в Иргене. Ты хоть что-то сегодня ел?

— Там ничего нет.

— Тогда давай я схожу в магазин, сейчас вернусь.

— Нет!

Я до одури боялся остаться один. От одной мысли трясло сильнее, чем от лихорадки.

— Пап, десять минут. Обещаю, десять. Засекай.

Снял с руки часы и протянул мне. Пока я не успел ничего сказать, отвлекшись на циферблат, исчез, будто и не было. Привиделся? Но часы оставались в руке, даря ощущение реальности. Я цеплялся за них, потому что больше было не за что. И постепенно становилось легче. Хоть немного, хоть ненадолго. Восемь минут, девять… До десятой досчитать не успел — хлопнула дверь, и в комнату влетел сын.

— Я вернулся.

И потряс покупками, как трофеем. Я даже улыбнулся. Успел. Алекс убежал на кухню, застучали тарелки. Я бы уверен, что и кусочка не смогу проглотить, но он-то голоден. Весь день трясся в транспорте. Пусть поест.

Но Алекс вернулся с тарелкой. Нечто, что находилось в ней, напоминало кашу. Которую я и в худшие-то времена терпеть не мог.

«Отравит, — радостно сообщили голоса. — Вот увидишь».

— Зачем? — Сам не заметил, как спросил вслух.

— Чтобы ты поел, — Алекс решил, что вопрос адресуется ему. — Пожалуйста. А я тебе еще что-нибудь расскажу.

Пришлось садиться, браться за тарелку и ложку. Вкуса я не чувствовал. Как глотал — тоже. Просто выполнял привычный ритуал: набрать в ложку — проглотить. А Алекс говорил что-то о тренировках, об уровнях магического воздействия. Я слушал больше гул, но цеплялся за его голос, как раньше за часы.

— Ал, можно тебя попросить? — вернул ему пустую тарелку. — Примени на мне сонное заклинание.

— Хорошо. Готов?

Я кивнул. В глазах сына мелькнула какая-то пакость. Правильно. Я усну, а он будет спокойно изучать, что со мной происходит. Но я не жалел. Пусть. Заклинание сорвалось с его пальцев. Я наконец-то уснул.

Но и во сне покоя не было. Голоса обрели плоть. Это были люди — те, с кем приходилось сталкиваться, кого я убирал со своего пути. Они смеялись, обвиняли, унижали. Я старался проснуться — и не мог. Заклинание должно было защитить меня от снов, но не вышло. Я никогда не проснусь…

— Папа, открой глаза! — Алекс тряс за плечи. Я увидел его встревоженное, бледное лицо — и понял, что уже не сплю.

— Сколько времени прошло? — спросил тихо.

— Час. Пап, ну что с тобой такое?

— Не твое дело.

Голоса выполнили свою задачу… Тиски вернулись на место, и я сжал виски руками. Ал тут же уловил перемену, снова раскрыл магию, стараясь забрать боль, но все больше хмурился, а я не чувствовал облегчения. Наоборот, эмоции нарастали, словно ком. Беспощадные, глубинные.

— Не смотри на меня так. — Алекс на всякий случай отодвинулся подальше. Боится! Он меня боится. Собственный сын.

«А что ты дал ему, кроме страха? Любовь? Сбежал за тридевять земель и не вспоминал. Заботу? Это он заботится о тебе, а не ты — о нем. Поддержку? От тебя никто и никогда не видел поддержки».

— Папа? — Ал поднялся на ноги.

— Ты боишься меня?

— Такого, как сейчас — да, боюсь. Папочка, что происходит?

— Неважно.

Я откинулся на подушку. Надо взять себя в руки, обрести контроль. Это моя голова. Моя! Ал тихонько скользнул к двери. Заметил у него в руках кристалл связи.

— Ты куда? — Я сорвался следом за ним, перехватил. Самочувствие улучшилось, как ни странно. Сын постарался.

— Никуда. Я… в ванную.

— Зачем? С кем ты собирался связаться? — Вцепился в его локоть, отбирая кристалл. — Не ври мне!

— Пусти, мне больно. — Сын вырвался из хватки. — Я пройдусь немного.

— К Сани побежишь? — понял я.

— Почему сразу к Сани?

— Потому, что я и так знаю. — Изнутри всколыхнулась обида и злость. — Хочешь? Иди! Только назад я тебя не пущу.

— Пап, что ты такое говоришь? — Алекс отчаянно пытался до меня достучаться. Я его слышал — и одновременно нет.

— Что слышал. Или оставайся, или обратно не пущу!

Внутри вскипало раздражение. Конечно, ему проще побежать к Сани. Она для него важнее, чем я.

— Я скоро приду, — выпалил Алекс и бросился за дверь.

Ушел… Чего я еще мог ожидать? Даже собственный сын развернулся и ушел. К Сани. Вот с ней пусть и остается. Голова затрещала так, будто готовилась лопнуть. Ну что, паранойя? Мы остались с тобой вдвоем. И пора с этим заканчивать.

Сандра

Я прорыдала весь день. Откуда только взялись слезы? Заперлась в комнате и ревела так, что болели даже скулы. Может, так проявлялась беременность, не знаю, но меня будто выворачивало наизнанку. Вчерашний вечер казался кошмаром. Зачем я вообще пошла к Ральфу? Он же еще в прошлый раз сказал, чтобы не приходила. Я обманулась в нем? Или он специально? Что вообще происходит? Элис заглянула ко мне на пару минут — она весь день носилась с Эбертом по городу, пытаясь спасти компанию. Я пообещала ей, что успокоюсь, пойду, прогуляюсь, а сама так и сидела на кровати и безутешно всхлипывала. Поток слез закончился только ближе к вечеру. А ведь истеричкой не была. Что со мной? Просто было больно… Хотелось, чтобы рядом был тот, кого люблю. Внутри будто пошли трещины. Устала быть сильной. Как же я устала!