– Она удивительная.

– А я что говорила!

– Теперь я понимаю, почему тебе так не терпелось это сказать.

Я смотрю, как свет задних фар арендованного автомобиля исчезает вдали, после чего поворачиваю в сторону дома, где прожила пятнадцать лет. Я знаю здесь каждую плохо прибитую доску в полу, каждое пятно на потолке от протечки. Но сегодня родной дом кажется чужим. Мавзолеем, криптой.

Брайана я застаю в своем кабинете. Муж расстилает постель.

– Ты совершенно не обязан этого делать, – говорю я.

Он резко поворачивается, и его лицо начинает краснеть.

– Я подумал, ты хочешь… Я не думал…

Теперь уже моя очередь краснеть.

– Я имею в виду, да. Но. Я могу сама все сделать. А ты можешь… просто оставить как есть.

Брайан кладет лоскутное одеяло и подушки поверх уже постеленной на диван простыни. И я вспоминаю наш медовый месяц в Майами, куда мы взяли новорожденную Мерит и Кайрана. Кайран тогда увидел зеленоватого тритона, который юркнул под изгородь, не позволив нам толком его рассмотреть. И Брайан битых полчаса выкладывал тонкую дорожку из крошек и сахара, выманивая ящерицу на солнечный свет.

Разница между Брайаном и Уайеттом, по моему разумению, состоит в том, что Уайетт станет землю носом рыть, пока чего-то не найдет, а Брайан будет сидеть и ждать, пока это что-то само не придет к нему прямо в руки.

– Пойду пожелаю Мерит спокойной ночи.

– Я оставлю свою дверь открытой, чтобы тебя слышать, – отвечает Брайан, когда я уже на пороге. – Если тебе ночью что-нибудь понадобится, просто позови.

В больнице по ночам за мной присматривали Уайетт и медсестры. Сегодня я впервые буду ночевать в одиночестве. Об этом я как-то не подумала, а вот Брайан сразу понял.

Я и без него знаю, что ночью он непременно проснется и пройдет на цыпочках по коридору, чтобы послушать, дышу я или нет. Совсем как тогда, когда много лет назад у Мерит был круп и она задыхалась.

В спальне Мерит я ложусь рядом с дочерью поверх покрывала, как во времена ее далекого детства. И за несколько секунду до того, как Мерит погружается в сон, я слышу ее голос, дымом клубящийся над моим плечом:

– Теперь все как обычно.

Что далеко не так.

Когда я осторожно проскальзываю в коридор, дверь в супружескую спальню распахнута настежь, свет потушен. Я прохожу к себе в кабинет, ложусь на диван. Смотрю в потолок и ворочаюсь с боку на бок, пытаясь ухватить сон за хвост всякий раз, как он оказывается в пределах досягаемости.

Устав бороться с бессонницей, я беру телефон и звоню Уайетту по FaceTime. Судя по его заспанному лицу, появившемуся на экране, Уайетт крепко спал.

– Дон? У тебя все в порядке?

К сожалению, я слишком поздно понимаю, что телефонные звонки в ночной час обычно к плохим новостям.

– В полном порядке, – поспешно говорю я. – А как ты узнал, что это я?

– А кто еще может знать, что я в Америке? – (Я залезаю в кровать и устраиваю телефон рядом с собой.) – Ты что, меня проверяешь? Хочешь убедиться, что я не затащил в постель очередную начинающую специалистку по египтологии.

– Просто я соскучилась по тебе.

– Хотел бы я, чтобы ты была здесь. – Его голос полон нежности.

– Я тоже этого хотела бы.

– Тогда почему у тебя такой вид, будто ты вот-вот разревешься?

Потому что достижение желаемого отнюдь не сопряжено с немедленным вознаграждением. Это медленное отделение: преобразование костей и сухожилий. Это больно. Оставляет кровоподтеки.

– Не знаю, – отвечаю я. – Мне никак не уснуть.

– Тебе не уснуть без меня. – Уайетт, как всегда, до смешного самоуверен.

Неожиданно мне становится стыдно за то, что втягиваю его в свою бессонницу.

– Ты устал, а я тебя разбудила. Нет, я просто ужасная подружка.

– Подружка, – задумчиво произносит Уайетт. – По-твоему, это так называется?

Учитывая, что у Уайетта формально есть невеста, а у меня – муж, я не знаю, кем еще могу быть. Я будто снова в седьмом классе шепчусь с парнем, на которого запала. Прислушиваясь к громким ударам своего сердца, я пытаюсь найти правильный ответ:

– Родитель один?

– Чересчур формально.

– Я открыта для предложений.

– Ах так! – Голос Уайетта ласкает слух. – Как насчет моей второй половинки? Моей ненаглядной? Моей любимой?

Я откидываюсь на подушки, уносясь к звездам:

– Ну ладно, так и быть, сойдет.

– Отлично! А теперь я немного посплю, хорошо? И буду видеть тебя во сне.

– Уговорил, – улыбаюсь я. – Спокойной ночи.

– Олив, – вздыхает Уайетт, – выключай телефон.

– Ты первый.

– На счет три?

– Один, – говорю я.

– Два, – шепчет Уайетт.

На счет три я прерываю вызов. И чувствую такой душевный подъем, что буквально парю в воздухе. Я закрываю глаза, но через несколько минут сдаюсь и отправляюсь на кухню.

И снова спускаюсь с небес на землю. Брайан сидит в тусклом круге света от кухонной вытяжки. Перед ним бутылка виски. Когда я останавливаюсь в паре шагов от него, он поворачивается, словно ждал моего появления. На него страшно смотреть: черные круги под глазами, волосы торчат во все стороны спутавшимися вихрами то ли после сна, то ли из-за отсутствия такового. Встревоженный, он тотчас же вскакивает:

– Ты в порядке? Ничего не болит?

«Все болит, – думаю я. – Только не так, как ты думаешь».

– Я в полном порядке. Просто хотела попить воды.

Пока я наполняю стакан, Брайан за моей спиной снова тяжело опускается на стул возле кухонного стола. Я поворачиваюсь, удивленно вылупив глаза:

– Ты ведь не пьешь!

Брайан залпом осушает стакан:

– Я раньше много чего не делал, а вот теперь начал.

Так непривычно видеть мужа здесь, на кухне, в фланелевой пижаме, которую я подарила ему на позапрошлое Рождество, вспоминать наши объятия и осознавать, что все это больше не повторится. Мне не суждено целовать Брайана, ощущать вкус соли на его коже, прижиматься к нему бедрами.

Мы десятки раз сидели на кухне посреди ночи, отмечая научные успехи Брайана, обсуждая проблемы моего клиента, переживая из-за высокой температуры у Мерит, подсчитывая цифры месячного бюджета. Такая привычная общая почва и одновременно совершенно непривычная.

Как отыграть назад близость? Как снова перейти в разряд просто знакомых, если некогда близкий тебе человек наизусть знает все твои трещинки, все твои иррациональные страхи, все твои спусковые механизмы?