должен был быть совсем юным, не так ли? Я могу сходить на его могилу? Где его похоронили?

Все трое удивлённо воззрились на меня.

— Мы не хороним наших мёртвых, — проговорил Бран. — Этот обычай есть в Сен-Марко, но мы, как и алкорцы, сооружаем погребальные костры и пускаем пепел по ветру.

— Значит, его тело сожжено? — уточнила я. — И вы видели это?

— Все видели, — кивнула Гвенда.

— В таком случае, я хочу посетитьпоминальный пир.

— Конечно, — согласился Бран. — Если вы скажете, что встречались с Айолином в Сен-Марко, то у баронессы не будет причин отказать вам.

— У неё не будет причин, даже если она просто увидит, сколько золота в ваших ножнах, леди, — проворчал Хенвас.

Следующей тёмной ночью жители деревни не торопились ложиться спать. Во всех дворах слышались негромкие разговоры, горели яркие огни. Бран, Гвенда и старик Хенвас надели свои лучшие одежды, мужчины взяли в руки факелы и все вышли из дома. На площади уже стояли группки людей в нарядных костюмах и переговаривались между собой. К нам подошёл молодой мужчина в синем, отделанном серебром камзоле и вопросительно взглянул на меня.

— Это Алед, оруженосец барона, леди Дарья, — представил его Бран. — Леди Дарья была знакома с его светлостью в Сен-Марко.

— Я не помню эту леди, — заметил тот, подозрительно взглянув на меня.

— Зато она помнит его, — мрачно перебил Бран. — Или ты так же часто пировал в покоях короля Армана, как и он?

— Простите, леди, — поклонился Алед. — Мы все не можем опомниться от горя.

— Я тоже скорблю о вашем господине, — кивнула я. — Его красота и доблесть останется в сердцах всех, кто его знал.

Это успокоило его окончательно, и он отозвал Брана в сторону. Я видела, как они переговаривались о чём-то шёпотом, но потом вдруг заспорили, и Бран, махнув рукой, вернулся к нам.

— Я говорил, дядя! — с досадой воскликнул он. — Алед сказал, что капитан уже отправил гонцов по деревням поднимать за меня народ, если баронесса объявит Джетэна бароном! Что б ни случилось, сегодня я присягну ему на верность, и им придётся смириться с этим.

— Идём, — проворчал старик и, опираясь на палку, двинулся к выходу с площади.

Остальные тоже потянулись за ним. Молчаливая толпа с факелами двигалась по улицам деревни, и к ней присоединялись всё новые и новые группы людей. Вскоре процессия вышла за пределы деревни и начала подниматься на холм, на котором располагался замок.

На сей раз мост с шипами был опущен и ворота замка открыты, но возле них стояли стражники. Один из них преградил дорогу процессии.

— Баронесса приказала впускать только приближённых, старших слуг и командиров, — заявил он, и, услышав ропот толпы, поднял руку. — Я прошу вас уважать волю баронессы, скорбящей о своём сыне, и остаться за воротами тех, кто не входит в число упомянутых лиц.

— Начинается, — проворчал Хенвас и повернулся к своим односельчанам. — Что ж, друзья, уважим баронессу, коль она просит. Но она не может запретить нам поминать нашего доброго и славного господина! Мы останемся здесь, на лугу возле его замка и будем поминать его до утра. В наших домах есть и эль, и еда. Пусть молодёжь принесёт запас сюда, чтоб мы могли достойно помянуть прекрасного Айолина!

Часть мужчин с факелами двинулась к воротам, а остальные потянулись вслед за стариком на луг под стенами замка.

— Идёмте, — взял меня под локоть Бран и раздражённо проворчал: — Эта женщина начинает с нарушения древнего обычая. Где это видано, чтоб подданные не могли присутствовать на поминальном пиру господина! Её жадность не знает границ!

— Думаете, дело только в жадности? — спросила я. — А я думаю, что она боится бунта внутри стен замка. С двадцатью мужчинами справиться проще, чем с населением целой деревни.

— Не будет никакого бунта, — упрямо покачал головой Бран. — Я не допущу этого.

Мы подошли к воротам и прежний стражник с удивлением взглянул на меня.

— Леди Дарья прибыла из Сен-Марко, чтоб выразить соболезнование короля Ричарда Красивого её светлости! — раздался рядом звонкий голос Аледа.

Стражник тут же склонился в поклоне и отступил в сторону. Миновав первые ворота, мы прошли через узкий открытый сверху коридор, над которым также тянулись галереи для лучников, до внутренних ворот, и, миновав их, оказались в просторном дворе замка.

В стороне стояли накрытые столы, а впереди на возвышении ожидала хозяйка замка и её сын.

— Нас и двух десятков не наберётся, — проворчал Алед, который шёл рядом. — Могла б накрыть столы в зале.

— Там трудно разместить лучников, — прошептал Бран и взглядом указал наверх.

На крепостной стене, окружившей двор, и правда, стояли воины в доспехах, внимательно наблюдавшие за тем, что происходит внизу. Алед издал сдавленное рычание.

Мы тем временем подходили к помосту баронессы. Она стояла, не шевелясь, словно не видя подходивших к ней с поклоном мужчин. В сумраке ночи, подсвеченном светом факелов, она казалась молодой и прекрасной, в чёрном шёлковом платье с отделанными золотой парчой рукавами. На её золотистые волосы была наброшена чёрная вуаль. Рядом с ней стоял высокий худощавый молодой человек, рыжеватый, с узким нервным лицом. Он тоже был в чёрном, и из-за этого выглядел мрачно и немного болезненно.

Подойдя к помосту, я едва кивнула и, гордо вскинув голову, заявила:

— Ваша светлость, мой господин, король Сен-Марко Ричард, прозванный Красивым, послал меня сюда, чтоб выразить свои соболезнования по поводу преждевременной кончины барона Делвин-Элидира, верного рыцаря королевства и близкого друга его любимого племянника, почившего короля Армана Миротворца. Его величество весьма опечален тем, что теперь, когда перемирие с луаром Синего Грифона подходит к концу, и ему понадобятся верные и талантливые полководцы для новой войны, он уже не может рассчитывать на барона. Кроме того, его величество велел заверить вашу светлость в его верности клятве, данной королём Арманом барону Делвин-Элидиру, прийти на помощь в случае, если ему будет угрожать опасность, как проявлением дружеской поддержки, так и оказанием военной помощи.

Бран с удивлением воззрился на меня, но я уже решила, что если врать, то делать это нужно вдохновенно, а заодно подстелить соломку там, где есть опасность упасть и свернуть себе шею. Как я и думала, баронесса была ошарашена такой невероятной милостью монарха и открывшимися для её отпрыска перспективами, и даже не задалась вопросом, как король в далёком Сен-Марко узнал о безвременной кончине её пасынка, да ещё озаботился прислать столь спешно свою посланницу. Блеск золотых узоров на доспехах и ножны ослепили её, и баронесса радостно улыбнулась и присела, изобразив что-то вроде книксена.

— Я