его к церемонии погребального омовения. Никто в тот день не осмелился сообщить прабабушке печальную новость о его смерти. Наши родители, как можно предположить, договорились дождаться подходящего момента, чтобы ей сообщить, боясь, как бы с ней чего не случилось от этой новости.

Мои подружки и я составили ей компанию. Не считая того, что она не могла ходить, прабабушка отличалась отличным здоровьем и настроением. Вот только память ее подводила, она не могла вспомнить наши имена или названия каких-то вещей, но для человека ее возраста это нормально. На самом деле прабабушка о нас заботилась, следя за тем, чтобы мы сидели на месте и слушали ее фантастические байки о разных приключениях. Я была маленькая и слушала ее сказания, уделяя им ровно столько внимания, сколько могла. Когда же мне наскучивало ее слушать, я пересаживалась как можно дальше от нее, чтобы поиграть. Даже издалека до нас доносился ее голос; кроме того, она почти ослепла, так что, наверное, даже не осознавала, что дети перестали ее слушать. Правда, время от времени я незаметно возвращалась, садилась к ней поближе и слушала ее рассказы, составляя ей какую-никакую компанию.

Я помню тот день, когда прабабушка полусидела-полулежала на матрасе, прислонившись спиной к треугольной подушке. Ее комната была погружена в сумрак и подсвечивалась зеленовато-голубым светом, струившимся из флуоресцентных ламп в потолке, испещренном пятнами от дыма и трупиками насекомых. На стене над ее головой располагалось небольшое святилище Будды. Воздух в комнате был затхлый и влажный, и стоял запах старья, смешанный со смрадом машинного масла и бензина, и эти ароматы окутывали всех находившихся в ее древней, смахивающей на пещеру, комнатушке.

Когда прабабушка поведала нам, как превратилась в нагу и какие движения ей приходилось делать, чтобы скользить по земле, я пришла в экстаз, и этот образ до сих пор вызывает у меня восторг. Я никогда не слышала, чтобы старики рассказывали подобные истории; более того, в жизни поколения, пришедшего после нее, вообще, кажется, не было такого рода фантастических сказаний. Позднее я где-то прочитала, что сказания о необычайных превращениях обычно рассказывались теми, кто родился до 1960-х годов, а рассказы тех, кто родился позже, носили скорее более исторический, более реалистичный характер. Другими словами, сюжеты более поздних сказаний в большей мере были связаны с увечьями и смертями: старики после 1960-х годов имели только одну жизнь.

А у прабабушки было множество жизней, она прошла через бесчисленное количество преображений. Она, насколько я помню, была и нагой, и оленем, а потом стала человеческой прабабушкой – старенькой и дряхлой.

Предвидела ли она, как люди нынешнего поколения будут относиться к ее рождениям и смертям? Предвосхищала ли она, как ее историю воспримет молодое поколение вроде меня, когда рассказывала нам, что некогда была частью земли – перед тем как преобразиться в нагу? Этим сказаниям предстояло ждать целое десятилетие, покуда я взрослела и не обрела интеллектуальную способность воспринимать их в новом свете: не как вымышленные глупые россказни, но как истории со смыслом и символикой, требующие анализа. Думаю, тот период прабабушкиного существования в обличье наги, и тот, когда она решила посвятить свою жизнь встрече с Буддой, каким-то образом связаны с тем, что мой бывший сам собирается стать нагой.

А возможно, что ее жизнь (точнее, ее сказание) служит другому древнему нарративу, возникшему до нее? Может быть, она вплела себя в ткань других сказаний, о которых она даже не подозревала? А что, если существовало грандиозное сказание, огромное, как какая-то галактика? Или оно было сродни чреву, в котором капля спермы плывет в поисках подходящей яйцеклетки, при оплодотворении которой рождается новое сказание? В таком случае, должен существовать некий автор, сохраняющий анонимность, который берет в руку перо и связывает эти пунктирные линии в одну сплошную. Точно так же я смотрю в ночное звездное небо и мысленно провожу линии, связывающие отдельные звезды, покуда в моем сознании не возникают таинственные фигуры. Вот эта фигура – моя, но она же может быть случайно похожа на чью-то еще фигуру. Я никогда этого не узнаю, но мое незнание не отменяет того факта, что они одинаковые.

Я задумываюсь – несмотря на пробелы в моей памяти – о цели прабабушкиных сказаний. Когда кто-то начинает рассказывать историю, у него в мыслях всегда есть цель, но достигает ли он этой цели, не так уже и важно. Куда важнее то, что вообще сподвигает рассказчика к этой цели идти. Когда я делаю этот вывод, в моем сознании начинают обретать форму и другие вещи, поднимаясь из тех древних глубин, где они дремали и пребывали в забвении.

Медленно я начинаю вычерчивать соединительные линии. Мое существование в настоящем – не совпадение, это ясно, надо лишь не спеша осознать вещи, которые произошли до нас. Я существую отчасти для того, чтобы служить прошлому: обрести с ним связь, обнаружить его, не позабыть его.

Теперь я понимаю, что играю в нем куда более значимую роль, чем мне казалось… В 2015 году наша семья пережила ужасные утраты: смерть дедушки, а вскоре и прабабушки. Эта трагедия, нанесшая нам двойной удар, стала для всех неожиданностью.

Но продолжим чертить соединительные линии. В тот день родственники занимались подготовкой к обмыванию дедушкиного тела, которое лежало, такое безжизненное и нагое, на столе в мондопе храма, после чего его насухо обтерли и обрядили в погребальное одеяние. Им бы надо было надеть на него одежду, которую он сам любил носить, что-то, в чем он выглядел респектабельно: его торжественную национальную униформу или штаны и бледно-зеленую рубашку с длинными рукавами. Или они могли бы надеть на него врачебный халат? Они могли бы нанести ему на безжизненное бледное лицо тональный грим, восстановив привычную смуглость кожи.

– Смотрите-ка, он как будто просто спит! – мог бы прошептать какой-нибудь родственник, и с этими словами приготовления были бы закончены. Дедушка, как подобает, чист и одет так, чтобы выглядеть респектабельно, – он просто спит! – готов поприветствовать всех гостей, приехавших ближе к вечеру, чтобы принять участие в церемонии омовения. После совершения этого ритуала его тело положат в гроб вместе с личными, дорогими сердцу вещами и прочими пожитками, которые могут ему понадобиться в ином мире, после чего гроб запечатают и установят на высокий постамент.

Когда с этой частью церемонии будет покончено, родственники, вероятно, начнут обсуждать, как сообщить об этом прабабушке, нанеся ей по возможности минимальную эмоциональную травму. Что-нибудь они придумали бы, наверное, тщательно спланировав каждое слово, да только было уже поздно.

Прабабушка умерла следом за ним внезапно