сирот,

Уводит со двора сиротскую корову!

ПОРОДА

             У барыни одной

       Был пес породы странной

   С какой-то кличкой иностранной.

Был он для барыни равно что сын родной:

   День каждый собственной рукой

Она его ласкает, чешет, гладит,—

       Обмывши розовой водой,

       И пудрит и помадит.

       А если пес нагадит —

Приставлен был смотреть и убирать за ним

       Мужик Аким.

   Но под конец такое дело

       Акиму надоело.

   «Тьфу, говорит, уйду я к господам другим!

       Без ропота, свободно

     Труд каторжный снесу,

   Готов служить кому угодно,

Хоть дьяволу, но только бы не псу!»

   Так порешив на этом твердо,

   Оставшись как-то с псом наедине,

   Аким к нему: «Скажи ты мне,

       Собачья морда,

С чего ты нос дерешь так гордо?

             Ума не приложу:

             За что я псу служу?

За что почет тебе, такому-то уроду?!»

«За что?— ответил пес, скрывая в сердце злость.—

   За то, что ты — мужичья кость,

И должен чтить мою высокую породу!»

Забыл Аким: «По роду и удел!»

   Так ведь Аким — простонародье.

Но если я какого пса задел,

   Простите, ваше благородье!

СЫНОК

Помещик прогорел, не свесть конца с концом,

Так роща у него взята с торгов купцом.

Читателям из тех, что позлословить рады,

      Я сам скажу: купчина груб,

И рощу он купил совсем не для прохлады,

      А — дело ясное — на сруб.

      Все это так, чего уж проще!

Однако ж наш купец, бродя с сынком по роще,

      Был опьянен ее красой.

Забыл сказать — то было вешним утром,

      Когда, обрызгана душистою росой,

      Сверкала роща перламутром.

      «Не роща — божья благодать!

Поди ж ты! Целый рай купил за грош на торге!

Уж рощу я срублю,— орет купец в восторге,—

Не раньше осени, как станет увядать!»

Но тут мечты отца нарушил сын-мальчонок:

«Ай, тятенька, гляди: раздавленный галчонок!»

«И впрямь!.. Ребята, знать, повадились сюда.

Нет хуже гибели для птиц, чем в эту пору!

Да ты пошто ревешь? Какая те беда?»

«Ой, тятенька! Никак, ни одного гнезда

      Мне не осталось... для разору!»

      Что скажешь о сынке таком?

Он жадность тятькину — в количестве сугубом,—

      Видать, усвоил с молоком,

      Был тятька — кулаком.

      Сын будет — душегубом!

ПЕС

        «Хозяин стал не в меру лих!

Такую жизнь,— сказал в конюшне рыжий мерин,—

        Терпеть я больше не намерен:

        Бастую — больше никаких!»

И мерину в ответ заржали все лошадки:

        «Ты — прав, ты — прав!

        Стал больно крут хозяйский нрав,

И далеко зашли хозяйские повадки!»

        Бывалый мерин знал порядки.

        Он тут же внес на общий суд

           Ряд коренных вопросов:

              Про непосильный труд,

Про корм из завали, гнилой трухи, отбросов

(Сенца не видели, где ж думать об овсе?),

Про стариков, калек,— про тех, что надорвались...

Лошадки обо всем в минуту столковались,

        А столковавшися, забастовали все!

        Хозяин промышлял извозом,

            Так потому его,

При вести о таких делах, всего

        Как будто обдало морозом.

        Но все ж на первых он порах,

Хоть самого трепал изрядный страх,

            Прибег к угрозам.

        Не помогло. Пришлось мудрить.

Лошадок пробует хитрец уговорить

            Поодиночке.

        Дела на мертвой точке!

Хозяин — зол, хозяин — груб,—

        То бороду рванет, то чуб,

           И наконец с досады

              Стал даже пить.

        «Ведь до чего же стойки, гады!

        Никак, придется уступить!»

        И уступил бы. Очень просто.

        Да — как бывает у людей:

На чистом теле вдруг короста! —

        Без скверного нароста

        Не обошлось у лошадей:

В надежде выслужить почет, покой и негу

        Дал впрячь себя в телегу

            Жеребчик молодой.

Вздыбились лошади: «Гляди, подлец какой!»

        Родная мать, мотая головой,

            Сынка стыдила:

«Мать, братьев променял ты на щепоть овса!

И как тебя на свет я только породила,

            Такого пса?»

        Меж тем хозяин ободрился,

        На «псе» на бойню прокатился,

Всех забастовщиков сбыл с рук — и дня не ждал:

Скорей купил и впряг в погибельное дышло

            Лошадок новых.

            Что же вышло?

        Жеребчик прогадал:

        Хозяин взял привычку

        Пускать покорного скота

            На всякую затычку.

Так «пес» не вылезал почти из хомута!

И каялся потом не раз он, горько плача,

            Да поздно. Под конец

Жеребчик стал — куда там «жеребец»! —

Как есть убогая, заморенная кляча!

ПРАВДОЛЮБ

«В таком-то вот селе, в таком-то вот приходе»,—

Так начинают все, да нам — не образец.

Начнем: в одном селе был староста-подлец,

Ну, скажем, не подлец, так что-то в этом роде.

Стонали мужики: «Ахти, как сбыть беду?»

Да староста-хитрец с начальством был в ладу,

Так потому, когда он начинал на сходе

     Держать себя подобно воеводе,

     Сражаться с иродом таким

     Боялись все. Но только не Аким:

         Уж подлинно, едва ли

Где