Старые усачи плакали от радости! Затем пришел черед старшины лодочников и его команды. Им император передал, что опасность, которой они подверглись, оказалась даже большей, чем он предполагал, и будет справедливым увеличить их вознаграждение. В результате вместо обещанных им 6 тысяч франков каждый тотчас получал 12 тысяч золотом. Эти люди не знали, как выразить свой восторг. Они целовали руки императору и всем присутствующим, кричали: «Теперь мы богаты!» Видя их радость, Наполеон, смеясь, спросил у старшины, проделал бы он снова этой ночью подобное путешествие за такую цену. Тот ответил, что, чудом избежав верной смерти, он не отправится больше на такое опасное дело, даже если бы Его Преосвященство аббат Мёлька отдал бы ему весь монастырь и огромные земли в придачу. Лодочники ушли, благословляя щедрость императора французов. Гренадеры спешили похвастаться наградами перед товарищами и уже собирались уйти и увести пленных, когда Наполеон заметил, что австрийский денщик горько плачет. Император успокоил его по поводу судьбы, которая его ожидает, но бедный малый заявил, рыдая, что он знает, что французы хорошо обращаются с пленными, но у него в поясе на хранении находятся почти все деньги его капитана и теперь он боится, что тот обвинит его в дезертирстве и воровстве! Эта мысль разрывала ему сердце! Император, тронутый отчаянием этого честного человека, сказал, что он свободен, что через два дня, как только мы будем у Вены, его проведут через наши посты, и он сможет вернуться к своему хозяину. Затем Наполеон взял из своей шкатулки 1000 франков и вложил деньги в руку слуги со словами: «Добродетель надо награждать всюду, где она встречается!» Император дал несколько золотых и двоим другим пленным, наказав препроводить и их к австрийским постам, чтобы «они забыли перенесенные страхи и чтобы не говорили, что солдаты, даже и неприятельские, разговаривали с императором французов и не были им облагодетельствованы».

Вступление в Санкт-Пёльтен. — Захват Пратера. — Атака и капитуляция Вены. — Волнения в Германии

Осчастливив всех, кто находился в лодке, Наполеон пошел готовиться к походу на Санкт-Пёльтен, а я вышел из галереи. В караульной было много генералов и гвардейских офицеров, а также все мои товарищи. Все меня поздравляли с успешным выполнением задания, а также с новым званием, которое пожаловал мне император, назвавший меня начальником эскадрона. Официальное же назначение я получил только через месяц, заслужив его еще одним ранением! Не упрекайте, однако, императора в неблагодарности: военные события в мае занимали его всецело, а так как он назвал меня комманданом, я и должен был считать себя таковым, веря его обещанию.

По пути из Мёлька в Санкт-Пёльтен император и маршал Ланн задали мне еще много вопросов о ночных событиях. Они остановились напротив старого замка Дюрренштайн, расположенного на противоположном берегу. Это местечко представляло двойной интерес. Замок находился у подножия холмов, где в 1805 году произошло памятное сражение, когда маршал Мортье, отрезанный от остальной армии, мужественно прорвался через русские войска. А в Средние века башни замка Дюрренштайн стали тюрьмой для Ричарда Львиное Сердце. Осмотрев руины и вспомнив судьбу короля-воина, так долго бывшего здесь в заточении, Наполеон впал в задумчивость. Предчувствовал ли он тогда, что закончит свои дни в заключении, плененный своими врагами?

Услышав пушечные выстрелы у Санкт-Пёльтена, маршал Ланн устремился к этому городу, на улицах которого произошли стычки между нашим авангардом и той немногочисленной легкой кавалерией неприятеля, которая еще оставалась на правом берегу Дуная. Слишком слабая, чтобы оказывать нам сопротивление, она быстро отошла в сторону Вены.

Все мои товарищи были разосланы с донесениями, и я оставался при маршале один, когда при вступлении в Санкт-Пёльтен, проходя мимо женского монастыря, мы увидели, как из него вышла настоятельница с посохом в руке, а за ней все ее монашки. Испуганные женщины шли просить защиты. Маршал успокоил их, а так как неприятель разбегался во все стороны и наши войска занимали город, он позволил себе спешиться. После бури, разыгравшейся прошлой ночью, светило яркое солнце. Маршал проскакал галопом 3 лье, было очень жарко, и настоятельница предложила зайти к ним и выпить чего-нибудь прохладительного. Ланн согласился, и вот мы с ним уже в монастыре, в окружении пятидесяти монахинь. В одно мгновение был накрыт стол и подано прекрасное угощение. Никогда мне не приходилось видеть столько варений, сиропов, конфет, которые мы с удовольствием отведали. Монахини наполнили сладостями наши карманы, дали маршалу с собой несколько коробок, которые он принял, сказав, что передаст это угощение своим дорогим детям! Увы! Своих дорогих детей увидеть ему было больше не суждено…

Император и маршал Ланн заночевали в тот вечер в Санкт-Пёльтене, откуда армия за два дня перешла к Вене. Мы подошли к этому городу 10 мая, рано утром. Император немедленно отправился в императорский замок Шенбрунн, расположенный в полулье от города. Так через двадцать семь дней после своего отъезда из Парижа он уже был у ворот австрийской столицы!.. Думали, что эрцгерцог Карл, ускорив свой марш по левому берегу Дуная, перейдет эту реку по венскому мосту у Шпица и будет в городе до нашего прихода. Но эрцгерцог опоздал на несколько дней, и столицу мог защитить только слабый гарнизон. Сам город Вена очень небольшой, но окружен огромными пригородами, из которых каждый по отдельности больше и заселеннее, чем сам город. Пригород окружен стеной, слишком слабой, чтобы сдержать армию, поэтому эрцгерцог Максимилиан, командующий венским гарнизоном, бросил их и укрылся со своими солдатами за старыми городскими укреплениями. Воспользуйся он мужеством и настроем населения, он мог бы продержаться некоторое время. Но он пренебрег этим средством, и французские войска заняли пригороды с ходу и без единого выстрела. Маршал Ланн, введенный в заблуждение неверным донесением, думал, что враг оставил также и сам город, и поторопился послать полковника Гёэнёка сообщить императору, что мы занимаем Вену. Наполеону же не терпелось объявить эту новость, и он тут же отправил Гёэнёка с ней в Париж.

Но крепость все еще держалась, и, когда маршал Ланн захотел туда войти во главе дивизии, нас встретили пушечными выстрелами. Генерал Тарро был ранен, многие солдаты убиты. Маршал вернул войска в пригород, укрыл их от огня из крепости и счел нужным послать своего адъютанта полковника Сен-Марса к губернатору с предложением капитулировать. Его сопровождал господин Лагранж, который долго служил во французском посольстве в Вене и хорошо знал город. Парламентер должен идти один, его должен сопровождать один трубач. Но вместо этого полковник Сен-Марс взял с собой трех помощников, Лагранж поступил так же, в результате вместе с трубачом их оказалось девять человек. Это было уже слишком. Неприятель подумал, или сделал вид, что подумал, что этот отряд прибыл скорее осмотреть укрепления, чем передать требование о капитуляции. Внезапно одни из ворот открылись, и из них выехал отряд венгерских гусар с обнаженными саблями. Он атаковал парламентеров. Все они были тяжело ранены и захвачены в плен. Кавалеристы, совершившие этот варварский поступок, были из Секлерского гусарского полка, того самого, гусары которого в 1799 г. у Раштатта убили французских полномочных представителей Робержо и Боннье и тяжело ранили Жана Дебри.