20 мая, в четыре часа дня, после того как был переброшен мост через четвертый и последний рукав Дуная, пехотные дивизии Массены под командованием генералов Леграна, Буде, Карра Сен-Сира и Молигора с острова Лобау перешли на берег у деревень Эсслинг и Асперн. За ними следовали дивизии легкой кавалерии Ласалля и Марюла, а также кирасиры генерала д’Эспаня, всего 25 тысяч человек.

Несколько вражеских эскадронов появились на горизонте, хотя основная часть австрийской армии была еще у Герарсдорфа, но собиралась выступить, чтобы помешать нашему пребыванию на левом берегу Дуная. Император со своей стороны направлял большие массы войск к острову Лобау. Корпус маршала Ланна выступил из окрестностей Нусдорфа, направляясь на Эберсдорф. Но на пути через Вену ему встретилось много препятствий, и он прибыл только на другой день. За ним следовала пешая гвардия.

Вечером 20-го император и маршал Ланн устроились в единственном доме на острове Лобау, мы же с товарищами расположились рядом с домом на чудесной лужайке, освещаемой лунным светом. Ночь была прекрасна. В нашей беззаботности мы не думали о завтрашних опасностях, мы весело беседовали и распевали модные песенки, среди прочих одну очень популярную тогда в армии. Авторство приписывали королеве Гортензии[73], а слова песенки очень соответствовали обстоятельствам, в которых мы находились:

И еще:

Капитан д’Альбукерке был самым веселым из нас. Он пел очень приятным голосом, смешил нас до слез, рассказывая о своих романтических похождениях. Бедняжка не знал, что занимается заря его последнего дня. Да и мы не знали, что расстилающуюся перед нами на другом берегу равнину скоро оросит наша кровь и кровь нашего любимого маршала.

21-го утром показались австрийские войска и выстроились перед нами у Эсслинга и Асперна. Маршал Массена, занимавший эти две деревни со вчерашнего дня, должен был укрепить дома и возвести на подступах полевые укреплении, но он не подумал о такой предосторожности. Император сделал ему за это выговор, но враг приближался, времени на исправление ошибок не было. Наполеон уже не мог укрепить ни Эсслинг, ни Асперн. Тогда он решил сделать хоть что-то и соорудить в Асперне укрепление, начерченное им самим, работы над которым он тотчас же велел начать. Если бы корпус Ланна, Императорская гвардия и другие войска, которых ожидал император, были бы здесь, он, безусловно, не позволил бы эрцгерцогу Карлу развернуть прямо перед ним свою армию и тотчас бы атаковал его. Но значительным силам противника он мог противопоставить только три пехотные и четыре кавалерийские дивизии, поэтому в тот момент должен был только обороняться. Для этого в деревне Асперн он расположил свой левый фланг из трех пехотных дивизий под командованием маршала Массены. Правый фланг — дивизия Буде — стоял у Дуная за большим лесом, расположенным между рекой и занятой им деревней Эсслинг. Три кавалерийские дивизии и часть артиллерии образовывали центр под командованием маршала Бессьера, развернувшись в оставшемся пространстве между Эсслингом и Асперном. Таким образом, по выражению императора, сравнивающего свое положение с укрепленным лагерем, Асперн и Эсслинг представляли собой бастионы, связанные куртиной, образованной из кавалерии и артиллерии.

Обе деревни, хотя они и не были укреплены, были удобны для обороны, так как дома в них были выстроены из камня и окружены невысокими земляными валами, которые защищали их от разливов Дуная. Церковь и кладбище Асперна могли защищаться долго. В Эсслинге укреплением мог служить большой огороженный загон и огромный амбар из тесаного камня. Эти два объекта были нам очень полезны.

Хотя части правого крыла и центра не входили в корпус Ланна, который находился еще на другом берегу Дуная, император захотел в таких трудных обстоятельствах использовать военный талант своего маршала и поручил ему главное командование. Некоторые слышали, как он сказал маршалу Бессьеру: «Вы будете под командованием маршала Ланна». Это очень не понравилось Бессьеру. Но я еще расскажу о серьезном конфликте, последовавшем за этим эпизодом, и о том, как я невольно оказался втянутым в него.

К двум часам дня австрийская армия двинулась на нас, и завязалось ожесточенное сражение. Канонада была ужасающей! Противник настолько численно превосходил нас, что ему легко было бы сбросить нас в Дунай, прорвав линию кавалерии, которая одна держала наш центр. Если бы на месте эрцгерцога Карла был император Наполеон, он бы так и поступил. Но австрийский генералиссимус был слишком методичен, чтобы действовать решительно. И вместо того, чтобы большими силами идти прямо на наше предмостное укрепление, он весь первый день сражения потратил на атаку Асперна и Эсслинга, которые пять или шесть раз он брал и отдавал назад после очень кровопролитных сражений. Как только одна из деревень оказывалась захваченной врагом, император тотчас посылал резервные части выбить его оттуда. Если у нас их забирали, мы, несмотря на пожары, бушевавшие в обеих деревнях, отбивали их вновь.

С переменным успехом деревни переходили из рук в руки. Австрийская кавалерия неоднократно угрожала нашему центру, но наша кавалерия отбивала атаки и возвращалась на свои позиции между двумя этими пунктами, несмотря на большой урон, который артиллерия наносила ее рядам. Сражение продолжалось до десяти часов вечера. Эсслинг и Асперн остались за французами, а австрийцы, отведя свой левый фланг и центр, ночью ограничились несколькими безуспешными атаками на Асперн.

В первый день сражения штабные офицеры маршала Ланна разносили донесения по местам самых горячих боев, подвергаясь большой опасности, но не потеряли никого и уже радовались этому, когда на исходе дня неприятель, прикрывая свой отход, удвоил артиллерийский огонь и осыпал нас градом снарядов. В этот момент д’Альбукерке, Лабурдоннэ и я выстроились перед маршалом, повернувшись спиной к неприятельским пушкам, чтобы отчитаться в исполнении порученных нам заданий. Ядро попало несчастному д’Альбукерке в бедро, перебросило через голову лошади, и он упал замертво к ногам маршала, который вскричал: «Вот конец любовного романа бедного мальчика! Но это красивая смерть!»

Второе ядро прошло между седлом и крупом лошади Лабурдоннэ, не задев ни всадника, ни лошади! Это было настоящим чудом! Но удар, пришедшийся по седлу, был столь силен, что отдельные деревянные и металлические детали его каркаса впились в тело Лабурдоннэ. Он долго страдал от этой необычной раны.

Я находился между двумя товарищами и видел, как они упали в один и тот же момент. Я бросился к нашему эскорту, чтобы они помогли поднять Лабурдоннэ, но едва я сделал несколько шагов, как адъютанту генерала Буде, который встал на мое место, чтобы поговорить с маршалом, ядром снесло голову. На том самом месте, где только что находился я!..