Солнце теперь уже лишь красным краешком выглядывало из-за деревьев, и пора было искать Аримиллу, чтобы узнать, где Эле-ния будет сегодня ночевать. Ниспошли ей Свет, чтобы это оказалась пристойная кровать в какой-нибудь теплой палатке, где будет не слишком дымно, и чтобы ночлегу предшествовала достойная трапеза. Сейчас Эления не могла просить о большем. Даже эта мысль, впрочем, не испортила ей настроение. Теперь она не просто кивала группкам мужчин и женщин, мимо которых проезжала, она улыбалась им. Она даже зашла так далеко, что помахала им рукой. Все складывалось лучше, чем было на протяжении уже довольно значительного времени. Ниан не просто устранена как соперница в борьбе за трон, она была посажена на цепь – или почти посажена, а этого должно быть – и будет! – достаточно, чтобы привести к ней Каринда и Лира. А ведь оставались еще и такие, кто согласится с тем, чтобы трон занял кто угодно, только не очередная Траканд. Эллориен, например. Моргейз приказала высечь ее! Эллориен никогда не станет поддерживать ни одну Траканд. Аймлин, Арателле и Абелль тоже были вероятными союзниками, хотя и со своими амбициями, которые, впрочем, можно и удовлетворить. Возможно, также и Пеливар или Луан. Эления прощупывала почву. И она сумела бы использовать преимущество держать Кэймлин в своих руках, не то что эта девчонка Илэйн. По традиции тот, кто управлял Кэймлин, благодаря одному этому получал поддержку по меньшей мере четырех или пяти Домов.

Ключевым моментом, разумеется, был выбор надлежащего времени, иначе все преимущества оказались бы у Аримиллы, но Эле-ния уже почти видела себя сидящей на Львином Троне, а вокруг Верховные Опоры, преклоняющие перед ней колени, присягая на верность. У нее уже был составлен список Верховных Опор, которых необходимо будет заменить. Никому, кто противостоял ей, не будет позволено больше создавать для нее проблемы. Ряд несчастных случаев обеспечит это. Очень жаль, что Эления не сможет сама выбирать тех, кто их заменит, но ведь несчастные случаи могут происходить с невероятной частотой.

Ее радужные размышления были грубо прерваны сухопарым человеком, внезапно объявившимся возле нее на коренастой серой лошади; его глаза лихорадочно блестели в тускнеющем сумеречном свете. По какой-то причине в тонких белых волосах Насина торчали зеленые еловые веточки. Благодаря этому он выглядел так, словно только что вылез из лесной чащи, а его красный шелковый камзол и плащ были так густо расшиты яркими цветами, что сошли бы за иллианский ковер. Вот ведь нелепый человек, хоть и является Верховной Опорой наиболее могущественного Дома во всем Андо-ре. И вдобавок сумасшедший.

– Эления, сокровище мое драгоценное! – завопил он, брызгая слюной. – Сколь рады видеть тебя мои глаза! По сравнению с тобой мед кажется горьким, а розы – тусклыми!

Не успев даже осмыслить ситуацию, Эления поспешно двинула поводьями, заставив Рассветного Ветра взять назад и немного вправо, так что каурая кобыла Дженни оказалась между ними.

– Я не твоя нареченная, Насин, – огрызнулась она, кипя гневом оттого, что ей приходится говорить это вслух, так что все могли слышать. – Я – замужем! Понял, старый дурак? Стоять! – прибавила она, простирая руку.

Приказ и жест предназначались ее дружинникам, которые уже положили руки на эфесы мечей и свирепо сверкали глазами на На-сина. Его сопровождали тридцать или сорок человек со значками Меча и Звезды Дома Кирен, и они без колебаний изрубили бы на куски любого, если бы им показалось, что он представляет угрозу для их Верховной Опоры. Клинки некоторых были уже наполовину вытащены. Ее они, разумеется, не тронут. Насин перевешал бы всех до единого, если бы она получила хотя бы ссадину. О Свет, она не знала, плакать ей или смеяться.

– Ты все еще боишься этого молодого олуха Джарида? – спросил Насин, заворачивая свою лошадь вслед за Эленией. – Он не имеет права досаждать тебе. Победил сильнейший, и он должен признать это. Я вызову его на поединок! – Его рука, состоявшая словно из одних костей, что было ясно видно даже в обтягивающей ее красной перчатке, зашарила по боку в поисках меча, который он скорее всего не вытаскивал уже лет двадцать. – Я прирежу его как собаку за то, что он испугал тебя!

Эления искусно маневрировала Рассветным Ветром, так что они описывали круг вокруг Дженни, которая бормотала извинения перед Насином и делала вид, что пытается убрать свою кобылу с его пути, на самом деле преграждая его. Мысленно Эления добавила немного вышивки на платья, которые она ей купит. Каким бы помешанным он ни был, Насин мог в мгновение ока оставить медовые выражения куртуазной любви и облапить ее как последнюю подавальщицу в таверне. Этого Эления во второй раз не вынесла бы, особенно на людях. Описывая круги, она изобразила озабоченную улыбку на своем лице, хотя, по правде говоря, улыбка стоила ей большего усилия, чем озабоченность. Если этот старый дурак вынудит Джарида убить его, это может все разрушить!

– Ты же знаешь, я не выношу, когда мужчины сражаются из-за меня, Насин. – Ее голос звучал напряженно и взволнованно, но Эле-ния не пыталась скрыть это. Напряженно и взволнованно – как раз то, что нужно. – Как могу я любить человека, руки которого в крови?

Горе-лорд нахмурился, глядя на нее и задрав свой длинный нос, так что она начала уже думать, не зашла ли слишком далеко. Он был безумнее мартовского зайца, но не во всем. И не всегда.

– Я не знал, что ты настолько… чувствительна, – произнес наконец он, не прекращая своих попыток объехать Дженни. Его изможденное лицо просветлело. – Но я должен был догадаться. С этого момента я буду помнить это. Пусть Джарид живет. До тех пор пока не будет досаждать тебе. – Внезапно он уставился на Дженни, словно только что ее заметил, и с раздраженной гримасой высоко занес руку, сжимая ее в кулак. Полная горничная отчетливо сжалась, ожидая удара, но не отъезжая в сторону, и Эления заскрежетала зубами. Платье, вышитое шелком, – определенно неподходящий наряд для горничной, но Дженни заслужила его.

– Лорд Насин, я искала вас повсюду! – раздался жеманный женский голос, и кружение прекратилось.

Эления вздохнула с облегчением, когда Аримилла выехала из сумерек в сопровождении своей свиты, и тут же подавила приступ ярости оттого, что почувствовала облегчение. Аримилла, в чересчур изысканно расшитом зеленом шелковом платье с кружевами на вороте и запястьях, была пухлой и низкорослой женщиной с пустой улыбкой и карими глазами, всегда широко раскрытыми от преувеличенного интереса, даже когда интересоваться было нечем. Хотя Аримилла не блистала умом, она обладала достаточной сообразительностью, чтобы понимать, в чем заключается ее выгода, и не хотела упустить своего. По-настоящему ее волновало только собственное благополучие и доходы, чтобы его обеспечить, и занять трон она желала по одной-единственной причине – королевская казна способна обеспечить гораздо большее благополучие, чем доходы любой Верховной Опоры. Ее свита была еще больше, чем у Насина, хотя лишь половину составляли дружинники со значками ее Дома. Остальные были по большей части льстецы и прихлебатели, лорды и леди из младших Домов и все, кто готов был лизать Аримилле руку за позволение понежиться в лучах ее власти. Она любила, когда перед ней заискивали. Ниан тоже была здесь, она держалась с краю вместе со своими людьми и горничной, внешне холодная и вновь овладевшая собой. Но, однако, она держалась подальше от Жака Лунолта, сухощавого человека в этой шутовской тарабонской вуали, закрывавшей огромные усы, и конической шапочке, поднимавшей капюшон его плаща на смехотворную высоту. К тому же он слишком много улыбался. Он совсем не выглядел человеком, способным заставить кого-либо ползать на коленях с помощью всего лишь нескольких веревочек.