«Господин и Спаситель наш, прииди и оборони мя, сохрани от зла таящегося, от недруга злоумышляющего, от неверных путей и тьмы в помыслах…»

Шар неистово пылающего света всё расширялся, расталкивая умирающую ночь, и птенцы невольно попятились. Фесс высматривал среди них Старшую, не без оснований полагая, что стоит выбить её – остальные выкормыши Эвенгара сами разбегутся кто куда.

Или от отчаяния попытаются уйти, что тоже нельзя исключить.

Но Старшая не показывалась, благоразумно держась где-то в тени подальше от самой схватки. Остальные птенцы встретили напор света радужными бликами своих щитов, баррикаду вокруг инквизитора начало мять и ломать, мешки с землёй рвались, набитые камнями бочки лопались, перевёрнутые телеги трещали, и от бортов сами собой отлетали длинные щепки.

Преподобный отец-экзекутор стоял неколебимо. Ряса развевалась, точно под сильным ветром, однако он лишь упрямо нагибался и продолжал во весь голос молиться, перекрывая грохот сражения.

Раздуваемый им шар света коснулся выставленных радужных щитов, и они тотчас замерцали, пытаясь вобрать в себя и рассеять обрушенную на них мощь. Некромант видел лица птенцов, совсем молодые лица вчерашних детей, подростков, попавшихся на крючок хитроумного Салладорца… и знал, что жалость никак не должна остановить его руку.

– «И не убоюсь я ни пути неправедного, ни дороги позапущенной, ибо Ты со мною всегда, в беде и в радости, Спаситель, и покорно жду я Суда твоего…» – продолжал тем временем Этлау, давя попятившихся птенцов напором испепеляющего сияния. Их щиты один за другим исчезали, нашла дорогу удачная арбалетная стрела – мальчишка в переднем ряду схватился за пробитое навылет бедро и беззвучно опрокинулся на спину. Фесс мельком удивился, что раненый не визжал и не вопил от боли, не дёргался и не катался; он просто замер на спине, широко раскинув руки, и только бурно вздымавшаяся грудь говорила, что он ещё жив.

Этлау не оборачивался, но Фесс уже чувствовал, что силы инквизитора на пределе. Святая магия не могла выстоять против ускользающей силы Салладорца; птенцы быстро взялись за руки, перед ними вновь замерцала призрачная радуга. Из-за выдвинутого щита вырвалась молния, мимоходом лизнула двоих стрелков, задела стену дома по левую сторону от баррикады и вроде бы безвредно лопнула в сереющем небе – однако и оба арбалетчика, и добротная кирпичная кладка тотчас вспыхнули, словно солома, облитая в придачу горючим земляным маслом. Аккуратная белая штукатурка отваливалась целыми пластами, с треском лопались заполненные раствором швы, горящие, словно головни, камни вываливались из стены, ударялись о мостовую и рассыпались облаком жгучих искр. Оба стрелка обратились в почерневший уголь; кольчатые рубахи на них расплавились.

– Некромант! – не выдержав, крикнул Этлау.

Но Фесс уже спешил на помощь. Инквизитор и в самом деле заставил птенцов вложить почти все силы в ограждавший их щит, более того, им пришлось взяться за руки, древним как мир способом увеличивая силы накладывающих одно заклинание магов. Пришла пора платить – за заёмную и неправедную силу, за безымянную деревню на пути сюда, за всё.

На сей раз Фессу не было нужды возводить вокруг себя Чёрную башню или окроплять собственной кровью ключ от зачарованной клепсидры, защищавший, помимо всего прочего, ещё и от последствий отката. Некромант ударил – простым, надёжным, не требовавшим пентаграмм, рун или воскуриваний заклинанием, Могильным Ветром, считавшимся одним из основных в базовой малефицистике наряду с уже упоминавшимся Облаком Джамны.

Могильный Ветер, или Дыхание Радалуса, одного из основоположников боевой некромантии, жившего в эпоху Войны Быка, обращал воздух в, грубо говоря, содержимое давно зарытого в землю гроба. Заклятье это давалось даже новичкам факультета злоделания, Фесс с Даэнуром проходили его в самом начале курса, но оно было слабосильным и кратковременным, легко сбивалось, его сносил даже самый обычный ветер. Дыхание Радалуса смогло бы остановить одного, в лучшем случае двух воинов, удержать на коротком поводке выкидывающего коленца зомби, но не более того.

Разумеется, только если не браться за дело как следует.

Простые и несложные заклинания, для которых достаточно врождённой магической силы, способности управлять хаотично разлитыми потоками мощи, как ни странно, бывает достаточно сложно отразить. От того же Могильного Ветра куда надёжнее просто убежать, чем пытаться встретить его контрзаклинанием.

Но, пережив обретение новой Чёрной башни, своей собственной, Фесс сумел вложить в немудрёное заклинание такую силу, что Даэнур бы, наверное, не поверил собственным глазам.

Пылающий шар Этлау исчез, словно задутая свеча, инквизитор с завидной резвостью спрыгнул вниз с остатков баррикады. Резкий порыв холодного ветра ударил в лица напиравшим птенцам, последние остатки их щитов угасли, питомцы Салладорца невольно закрылись локтями от режущих незримых струй…

И начали умирать.

Это оказалось отвратительным зрелищем.

Передовая пятерка, трое пареньков и две совсем молоденькие девчушки дружно разжали руки и одинаковыми движениями схватились за горло, в корчах валясь на мостовую. Фесс почувствовал, как ему под дых тоже въехал незримый кулак, но с трудом удержался на ногах.

За первой настал черёд второй пятерки птенцов, пытавшихся укрыться за выступами фасадов, – напрасно. Прежде чем кто-то из них успел в последний раз вспомнить маму, ноги их подкашивались, мальчишки и девчонки без чувств падали на жёсткий камень.

– Десять, – издевательски-громко считал Этлау. – Двенадцать… пятнадцать… отличная работа, Неясыть… семнадцать… Двадцать! Превосходно, замечательно, великолепно, полдела уже сделано…

Из мглы, клубившейся в дальнем конце улочки, выступила новая фигура.

Фессу не требовалось глаз, чтобы узнать её – Старшая. Всё в тех же широких шароварах, некогда идеально-снежной белизны, а теперь драных, перепачканных и прожжённых во множестве мест.

Над головой девушки тем же белым огнём, что и сфера Этлау, горела приснопамятная корона Салладорца, какие он возлагал на своих птенцов там, в мёртвой южной пустыне.

Заклятие некроманта рассыпалось, растаяло, как ему и положено, согласно классическим учебникам того же Радалуса. Старшая смела чары Фесса играючи, с той же издевательской лёгкостью, что и Эвенгар творил свою волшбу, стоя перед кипящими бессильной яростью Фес-сом и драконицей.

– Ты, враг мой, – донеслось до Кэра.

– Проклятье! – зарычал Этлау, почему-то кидаясь к некроманту. – Закройся, она сейчас…

Ночь сменилась днём, тьма – светом и обратно. Фесс запомнил только тупой удар о мостовую – ноги отказались его держать. Потом – жар, жуткий и испепеляющий. Треск бушующего пламени, и безумный, налитый кровью глаз преподобного Этлау возле самого лица.

– Так, так, так, – с лёгкой иронией проговорил чей-то неприятно-знакомый голос. Пламя вокруг угасло, и Фесс очумело завертел головой, пытаясь осмотреться.