ней без должного благоволения. Любовь земная всего лишь тщеславная избалованная девка, которую перехвалили люди. Но она единственная мне подвластна. Я не могу любить спокойно. Внутри меня горит страшный дикий огонь, пожирающий все вокруг. В моей борьбе нет выживших, понимаешь? Все сгорело дотла. Я и сам почти стал пеплом.

– Любовь сильнее смерти. Ты играешь не на той стороне.

– Вера, мне передалось ее безумие. Материно безумие. Незадолго до смерти она говорила какую-то чушь про своё кольцо и разрытые могилы. Ещё она говорила про то, что нас всех заберёт русалка, каждый раз говорила разное. В русалку я верю, она существует. Русалка скребёт по моему сердцу ногтями, раздирая его до крови. Я реву от боли как дикий зверь, и чтоб не умереть пишу свои картины. Впрочем, я зря тебе рассказываю. Ты не поймёшь. Слава Богу, ты не безумна как мы с Павлом и Вадимом. Пашка перерезал вены, когда его ум зашёл за разум. Я ведь знаю, он говорил со мной перед смертью.

– Ты не рассказывал мне, – Вера была удивлена.

– Да не о чем там рассказывать. Я и без этого разговора все понимал. Ты забываешь (как, собственно, и мы с Павлом в своё время), что мы с ним были вместе в материнской утробе и напитались одним и тем же ядом. Я всегда понимал Павла, а он всегда понимал меня. Мы не могли не полюбить Лидию. Мы не могли не сойти с ума.

– И все-таки о чем вы с Павлом говорили тогда?

– О Лидии. О матери. Об отце. О Вадиме. Об Арсении. Но, главным образом, о любви, красоте и смерти.

– Почему он перерезал вены? Ответь мне, если ты понимал его!

– На самом деле у Павла был целый набор психический заболеваний: он страдал паранойей, шизофренией, неврастенией, маниакально-депрессивным психозом. Постоянно был в заботах и на нервах. Павел не был таким идеальным человеком, каким казался. Он был нездоровым перфекционистом. Если он любил Лидию, то душил своей одержимой любовью. Она обманула его, нарушила идеал их грядущей семьи, и он склонился над ней ночью, чтоб задушить. Мне Павел признался, что ему не хватило духу. Тогда он решил, что Лидия идеальна, это он не таков. Павел и в машину-то пьяный сел, чтоб красиво самоубиться. Не сложилось, вышло хуже. В тот вечер он попросил меня помочь ему. Я помог.

– Ты перерезал ему вены? – Вера вскочила с кровати.

– Нет, он сделал это сам. Я просто успокаивал его, чтобы у него перестали дрожать руки. Я сказал ему, что смерть – это благо в его случае, что он уйдёт очень эффектно. Что я сам когда-нибудь уйду также. Ты знаешь, какими были последние слова Павла?

Вера не ответила. Язык онемел от услышанного. Выдержав ещё некоторое время, Саша все же назвал их:

– Истинная красота. Что может быть красивей крови? Если б я мог в ней захлебнуться, нырнуть в неё с головой как в море. Спасибо, брат.

Саша замолчал и посмотрел в пустоту. Он молчал несколько минут, но потом опять заговорил:

– После этих слов его рука перестала дрожать и сделала резкое движение. Он полоснул себе вены. Кровь хлынула бодрой струёй, образовав узор на кафеле ванны, на шее Павла, на моем запястье.

– Замолчи! Я никогда не поверю в этот бред! Ты уже просто сочиняешь на ходу! – Вера потрогала рукой горячий лоб. – Я не верю в эти сказки.

– Ты просто никогда не переходила грань. Тебе тяжело понять.

– И все же я понимаю, – прошептала Вера. – Саша, послушай меня. Мое сердце разрывается, когда я слышу твои речи. Пожалуйста, – Вера встала перед ним на колени, – давай обратимся к специалистам. Они помогут тебе, составят грамотное лечение. Это уже нельзя спускать на самотёк.

– Ты удумала упрятать меня в психушку? Чтоб я подох там как мать?

– Нет, нет…что ты такое говоришь? Это поможет тебе.

– Они убили мать. Твои специалисты ее убили.

– Нет. Она изначально была нездорова.

– То есть ты хочешь сгноить меня в психушке? Все вы хотите меня убить. Тебя прельщает роль богатенькой вдовы? Положила глаз на мои денежки, святоша? Так вот знай: я буду жить! Черта с два вы все меня убьете! Я буду жить! И я сам всех вас похороню! Ни ты, ни этот урод Виктор, ни эта тварь Ирина, ни Вадик не сможете меня убить!

– Саша, у тебя припадок, – Вера отстранилась и покачала головой.

– Я не сумасшедший, дура! Когда ты уже это поймёшь?

– Ты опасен. В первую очередь для самого себя.

– Хватит талдычить одно и то же как попугай! Можешь выкинуть из головы идею упрятать меня в лечебницу!

– Мне жаль, что ты меня не слышишь. Я больше не смогу доверять тебе дочь. Ты больше не будешь с ней встречаться.

– Правда? – Саша захохотал. – Это я отберу у тебя свою дочь! Я заберу ее туда, на дикий пляж, и мы будем жить вдвоём. И будем счастливы вам всем назло! Не знаю, кого ты из себя воображаешь. Не сможешь доверять мне дочь! Ты сама тронулась умом.

– Я хотела поговорить с тобой как с мужчиной, которого любила. Как с человеком в конце концов. Но увы, человек без разума перестаёт считаться таковым.

– Тебе не надоело убеждать саму себя в моей ненормальности?

– Ты сам недавно признал, что тебе передалось материно безумие. Ты путаешься в показаниях, как и все слабые рассудком люди. Но тебе бесполезно что-то доказывать.

– Я не лягу в психушку, слышишь? Не лягу!

– Тем хуже для тебя.

– Нет, тем хуже для всех вас. От меня не так легко избавиться, как вы все считаете. Я буду жить! – Повторил Саша по буквам.

Вера не стала отвечать, тяжело вздохнув. Саша умер, с горечью подумала она. Перед ней рвал на себе волосы совсем не тот художник с горящими глазами. Безумие сделало из Саши нечто большее, нежели человека. Или, вернее, нечто меньшее. Когда-то Вера увидела в его глазах – нет не себя! – ту, кем хотела быть. Она столько лет цеплялась за надуманные образы, которые рисовала поверх себя и Саши. Нет, она не женщина без недостатков. Она просто живой человек, именно это и делает ее уникальной и особенной. Нет, Саша вовсе не прекрасный принц, воспевший ее красоту. Он гений, сходивший с