Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Через день он написал Вильгельму I, извиняясь за то, что вследствие слабого здоровья не смог быть рядом с кайзером во время кризиса. Он пытался по просьбе Эйленбурга вмешаться на расстоянии, но это привело лишь к недоразумениям и еще больше расстроило его здоровье: «Поэтому я попросил Роона вызвать меня только в том случае, если понадоблюсь вашему величеству, и уведомил его о том, что не буду более поддерживать индивидуальную переписку с каждым из моих коллег»98. Эта версия искажает реальную ситуацию. Отказ вмешаться в процесс прохождения законопроекта, как и его длительное отсутствие в Берлине способствовали обострению и затягиванию кризиса. В данном случае Бисмарк по примеру Понтия Пилата просто-напросто умыл руки и ушел от ответственности.
В середине декабря Бисмарк получил известия о том, что Роон подал прошение об отставке, и решил поступить таким же образом. Отвечая «его превосходительству» 13 декабря, он написал о намерении обратиться к его величеству с просьбой разрешить ему «разделить функции, вверенные мне и предполагающие, что его величество желают и дальше видеть меня на службе… с тем чтобы оставить за собой руководство делами рейха, включая внешнюю политику»99. В частном же письме «дорогому Роону», отправленном в тот же день, Бисмарк сообщил: ситуация требует его скорейшего возвращения в Берлин «не потому, что я совершенно здоров, а потому что мне необходимо многое обсудить лично с его величеством и с Вами». Здесь же мы читаем занимательную сентенцию о «неслыханной аномалии, когда министр иностранных дел великой державы одновременно отвечает и за внутреннюю политику». Что мог подумать старый Роон, видевший, как Бисмарк наращивал свое всевластие? Еще интереснее его дальнейшие признания:
...
«В моем роде занятий аккумулируешь вокруг себя много врагов, не обретаешь новых друзей, а теряешь старых, если в продолжение всех десяти лет служишь своему делу честно и бесстрашно. Я в немилости у всех ( sic !) членов королевской семьи, и король стал доверять мне меньше. Даже у стен есть уши. В результате мне теперь труднее проводить внешнюю политику… Во внутренних делах я лишился приемлемой для меня поддержки из-за предательства консерваторов по проблеме католиков. В моем возрасте, когда осознаешь, что жить осталось недолго, потеря старых друзей и связей наводит на унылые размышления об этом ( sic !) мире и парализует. Болезнь жены, за последние месяцы еще более обострившаяся, добавляет мне тревог. Мои силы истощены перенапряжением. У короля, не вылезающего из седла, нет ни малейшего представления о том, что он уже загнал когда-то сильную лошадь. Ленивый живет дольше»100.
Это откровение заставляет задуматься о странных личностных качествах самого известного государственного деятеля своей эпохи, а может быть, и всех времен. Если вы угрожаете своему лучшему другу полицией или размахиваете ножом перед ним за обедом, то вы, возможно, обидите его. Если вы осмеиваете принципы, которым еще недавно были верны, то люди, по-прежнему разделяющие их, скорее всего вас будут презирать. Если вы будете изводить подчиненных, пока их не изничтожите, то они в порядке самозащиты могут вступить и в заговор против вас. Бисмарк фактически загубил карьеру графа Гарри Арнима, потому что увидел в нем соперника и противника [86] . Арним, тщеславный, пустой и безответственный биржевой спекулянт, был неприятен Бисмарку, но надо ли было судить его, обвинять в измене, гнать из страны и доводить до могилы101?
Реорганизация системы местного управления лишила юнкерство древней патримониальной юрисдикции и приблизила деревню и крестьян, трудившихся в юнкерских поместьях, на один шаг к современной цивилизации и правовым нормам. Оппозиция помещичьего класса нисколько не напоминала государственную измену, она всегда носила характер политического сопротивления и защиты своих интересов. Бисмарк не хотел этого признавать. Перед нами искуснейший политический актер XIX века, деятель, руководствовавшийся на грани гениальности политическим чутьем и воображением и игнорировавший простейшую политическую реальность: то, что любые действия имеют последствия. Он прибегал к самообману и демонстрировал жалость к себе в такой грубой форме, что даже Роон и Мориц фон Бланкенбург, самые преданные друзья, должно быть, засомневались в его здравом уме. Тем не менее ни они, ни кто-либо другой не находили в себе мужества говорить ему правду. Демоническая властность суверенной самости, вызывавшая благоговение и восхищение, гипнотизировала их. Стоические христиане Людвиг фон Герлах, Эрнст фон Зенфт-Пильзах и «маленький Ганс» могли противостоять ему и говорить «свою правду», но он изгнал их от себя. Заштатные враги и в рейхстаге, и в прусском ландтаге считали своей обязанностью постоянно нападать на него, но мало кто из них интересовался подспудными сторонами характера этой гигантской личности, хотя такие люди, как Роггенбах, знали реального Бисмарка.
21 декабря 1872 года король принял отставку Бисмарка с поста министра-президента Пруссии и правительственным постановлением освободил его от занимаемой должности. Его преемником стал Роон, прослуживший в этой роли одиннадцать мучительных месяцев. Ослабленный хронической астмой, стойкий солдат держался до конца, пока не свалился с ног, уйдя в отставку 5 октября 1873 года.
23 октября 1873 года кайзер и Бисмарк возвращались с Всемирной выставки в Вене, и в пути за непринужденной беседой Бисмарк дал согласие на предложение Вильгельма снова взять на себя руководство государственным министерством. 4 ноября Бисмарк официально вступил в должность министра-президента, попросив его величество назначить либерала Отто Кампхаузена (1812–1896), преемника фон дер Хейдта на посту министра финансов, вице-президентом министерства, а своего друга Морица фон Бланкенбурга – министром земледелия. Генерал от инфантерии Георг фон Камеке (1816–1893) был назначен военным министром 9 ноября 1873 года, прослужив на этом посту десять лет. Остальной состав кабинета не изменился, правительство стало слегка более либеральным после ухода из него фон Зельхова и Роона. Последний «министр конфликта», граф Эйленбург, продержался до 1878 года102.
В 1873 и 1874 годах отношения Бисмарка с консерваторами продолжали ухудшаться. Окончательный разрыв произошел, когда Бисмарк, вспылив на сессии рейхстага, обрушился на еженедельник консерваторов «Кройццайтунг», заявив: «Все, кто получает и платит за «Кройццайтунг», косвенно участвуют во лжи и клевете, распространяемой этой газетой, в клевете, растиражированной прошлым летом о высших государственных деятелях рейха без малейших доказательств»103. 26 февраля 1876 года четыреста самых известных консерваторов, назвавших себя Deklaranten , подписали декларацию в защиту газеты «Кройццайтунг», возобновив на нее подписку. Ганс Иоахим Шёпс писал: «Это был цвет гвардии старых прусских консерваторов, многие из которых были выходцами из Старой марки [87] и Померании, личными и идеологическими друзьями канцлера, среди них – и Адольф фон Тадден, поставивший рядом с подписью – «с болью»104. Примечательно, что Ганс фон Клейст отказался подписывать декларацию105.
Разрыв с прежними соратниками сохранялся долго. Спустя четыре года Хильдегард Шпитцемберг, навещая Бисмарков, сделала для себя интересное открытие: