Министры принимали во внимание предубеждения императора, делали все для того, чтобы освободить его от тревог и опасений, и, естественно, не могли игнорировать их. Как мы уже видели, Вильгельм I предпочитал не выгонять министров из-за разногласий по тарифам или каким-либо другим проблемам. Он проводил совещания, по словам Тидемана, «в свободной и непринужденной манере»124. Министры могли выражать свое мнение открыто и без опаски. И все же у Вильгельма наверняка не раз появлялись основания для увольнений, в том числе и Бисмарка. Почему же он этого не делал, а Бисмарку даже позволял верховодить? Этот вопрос составляет одно из самых загадочных и в то же время самых важных обстоятельств государственной карьеры Бисмарка. Постоянная напряженность в отношениях между канцлером, не терпевшим любую оппозицию, и совестливым и деликатным сюзереном, пытавшимся ему противостоять на каждом шагу, должно быть, изматывала Бисмарка, вызывала в нем мрачные чувства безысходности и тщетности. Так, 4 января 1877 года Тидеман записал в дневнике: «Князь нездоров, отменил все встречи»125. Через месяц Бисмарк пожаловался на головную боль, сказав, что ему придется отложить обед с членами палаты депутатов. Ему надо прийти в хорошую физическую форму, прежде чем выпивать с членами парламента126.

В отличие от внутренних проблем международные дела не вызывали такой же раздражительности, психосоматических расстройств и физического недомогания. Даже возрождавшаяся Франция не портила ему аппетит. 12 марта 1875 года национальное собрание Франции утвердило решение добавить четвертый батальон к каждому полку и четвертую роту к каждому батальону. Мольтке подсчитал, что французская армия вырастет на 144 тысячи человек127.

Бисмарк отреагировал пропагандистской кампанией. Пошли в ход статьи о возможном альянсе Франции и Австрии, а 8 апреля газета «Берлинер пост», в которую Бисмарк часто проталкивал нужные ему публикации, напечатала на первой полосе передовицу под заголовком « Ist Krieg in Sicht ?» («Война уже близко?»). Ее написал Константин Рёсслер, журналист, известный своими связями с Бисмарком. Газета сама же и ответила на поставленный вопрос: «Да, война близка, но грозовые тучи могут пройти мимо»128. Публикация «вызвала переполох», отметил Тидеман129. Одо Рассел отнесся ко всей истории хладнокровно, заверив лорда Дерби:

«Бисмарк снова взялся за старые плутни, стращает немцев, используя официозную прессу и делая намеки на то, что французы собираются на них напасть, а Австрия и Италия сговариваются поддержать папу… И этот кризис пройдет, как многие другие, хотя, конечно, страсть Бисмарка к сенсационности временами утомительна. Половина дипломатического корпуса, побывавшая у меня со вчерашнего дня, убеждена в том, что война неминуема, а когда я пытаюсь их успокоить, они думают, что Бисмарк запудрил мне мозги. Я не верю, и это вам известно, в еще одну войну с Францией»130.

Кризис тем не менее набирал обороты, и Бисмарк обменивался с французским министром иностранных дел взаимными обвинениями. 21 апреля высокопоставленный чиновник в министерстве иностранных дел Германии заявил французскому послу: превентивная война абсолютно оправданна, если Франция продолжит перевооружаться, «абсолютно оправданна со всех позиций, политических, философских и даже христианских»131. Прусские генералы тоже начали готовиться к превентивной войне, внедряя в прессу соответствующие комментарии. Французы же муссировали негативную репутацию Пруссии, пугая ею и другие державы, и самого кайзера. 6 мая Генрих Бловиц опубликовал статью в «Таймс» под заголовком «Французское пугало», встав на сторону французов. Лорд Дерби заметил иронически: «Бисмарк либо действительно настроился на войну, либо создает у нас впечатление, будто он настроился на войну»132. Русский посол в Великобритании Петр Шувалов, который теперь Бисмарку нравился больше, чем Горчаков, встретился с канцлером в Берлине, а вернувшись в Лондон, 10 мая рассказал лорду Дерби о том, что Бисмарк страдает бессонницей и подумывает об отставке: «Похоже, он думает, что вся Европа готова сплотиться против Германии, и вдобавок ему не дают покоя мысли о покушении… Усталость, постоянная тревожность и другие причины привели его в состояние повышенной нервной возбудимости, которой и можно объяснить многие его высказывания и действия». На самом деле Бисмарк 4 мая подал прошение об отставке в энный раз и с обычной формулировкой: «Я не способен более исполнять функции и обязанности, накладываемые на меня моим служебным положением; после двадцати четырех лет активной деятельности в сфере высокой политики мои силы и способности не являются более адекватными»133. И как обычно, Бисмарк в отставку не ушел. Новый британский премьер-министр Дизраэли, лидер тори, проявлявший к внешней политике более живой интерес, чем Гладстон, уговорил русских обоюдными усилиями склонить Берлин к сохранению мира. Горчаков решил воспользоваться случаем и преподать урок Бисмарку. Он приехал в Берлин вместе с царем Александром, с тем чтобы убедить кайзера не развязывать превентивную войну против Франции, чего сам Вильгельм, собственно, и не собирался делать. В ходе визита, длившегося с 10 до 13 мая, царь Александр заодно отговорил Бисмарка от намерений уходить в отставку. 13 мая Горчаков и Одо Рассел встретились с Бисмарком в министерстве иностранных дел, пытаясь склонить его к тому, чтобы публично заявить об отсутствии планов нападения на Францию. Бисмарк отказался от их предложения, но его реноме все-таки пострадало. Ему пришлось уступить настояниям царя и собственного императора и фактически потерпеть первое поражение. Царь заметил по этому поводу: «Нельзя верить и в половину того, что он говорит, ибо он говорит не то, что думает, поддаваясь страстям и сиюминутным нервным срывам. Его никогда нельзя понимать au pied de la lettre » [88] 134. 31 декабря Бисмарк написал мрачно: «плохой год»135. И он был не далек от истины: в этот год его впервые обыграли на дипломатическом поприще136.

В середине июля 1875 года вспыхнуло восстание против турецкого владычества в Герцеговине, подавленное султанскими властями с чудовищной жестокостью. Перед тремя императорами вновь со всей остротой встал восточный вопрос. 1 августа Швейниц сообщил о предложениях коллективного посредничества, превратившихся потом в так называемую «ноту Андраши», составленную от имени трех держав и требовавшую реформ. После согласования с Соединенным Королевством и Францией ноту предъявили султану. Он дал на нее положительный ответ 31 января 1876 года, но лидеры Герцеговины отвергли предложения. Они напомнили: султан уже давал обещания провести реформы и не выполнил их137. Через несколько месяцев султана свергли, и к власти пришел Абдул-Хамид II. Восстание расползлось по Балканам, и в мае сэр Эдвард Пирс, член адвокатской коллегии в Константинополе, уже сообщал о варварских насилиях из Болгарии.

Содержание его докладов мало чем отличалось от сообщений о зверствах в Камбодже Пол Пота или в Руанде. Британцы ужасались, читая, к примеру, такие подробности:

...