— Ну, если дураку уже не хватает кокаина из аптеки, то это уже лютая патология, — заметил «князь», — он спалится быстро…, — брат Ярослав снова выпускает струю дыма в потолок — Ведьмы. Они не спят. Сами же говорите, что одна торчит на проходной у верфей… Пойдёт мимо неё, почувствует, как она его «обшаривает», и сразу запаникует, он же себя под опиумом и после него почти не контролирует. Спалится… И всё. А потом ещё и нас попалит… Ведьмы ещё рьянее станут.

— Ну, как знаете, — с некоторым разочарованием отвечал ему Павлов. — Это, конечно, не мне решать… Но, как говорят в народе, ввиду отсутствия раков варят рыбу…

— Это в каком таком народе, позвольте полюбопытствовать, так говорят? — заулыбался брат Вадим.

— Оставь его, — великосхимный тоже улыбнулся и затушил папироску в пепельнице. — Это он про какой-то лунный народ.

— И вовсе не про какой-то лунный, — почти серьёзно отвечает ему Павлов.

— А про какой же? — не отставал от товарища Варганов. — Ну… Ну скажи, в котором народе так говорят.

— И вовсе ни в каком не лунном. А может быть, даже и напротив. В нашем народе! — брат Валерий тоже посмеивался. Но отступать не собирался. — В псковском.

— Ой, ну откуда тебе знать про псковский народ? Ты же в гимназии учился, с отличием закончил, потом Петербургский университет, финансы и банковское дело. Тоже с отличием. Ты же этот псковский народ только в детстве пару раз видал. Из окна дома своего папаши.

— Ладно, брат Вадим, оставь его, — великосхимный не мог находиться в праздности, благодушии и смешной болтовне, так как над ним нависал меч утекающего времени. И он обратился к Павлову. — Ты, брат Валерий, скажи, куда потом пошёл этот Беннет? Он после опиумной курильни сразу вернулся на линкор?

— Нет. Он поймал экипаж и ещё соображал плохо, но распорядился отвезти себя в оперу.

— Соображал плохо? — брат Ярослав хотел знать все подробности.

— Ну, ему подали коляску одноконную, там, у притона, постоянно стоят извозчики, ждут наркоманов. Так вот этот болван полез к извозчику на козлы. Не в себе был. Так его оттуда прислуга китайская стащила и в коляску усадила.

— А в опере что сегодня давали? — сразу заинтересовался брат Вадим.

— «Сельскую честь», — отвечал брат Валерий, и на лице его отобразились те приятные чувства, что пережил он там в опере. — Люблю «Сельскую честь».

— Немцы поют итальянцев? — усомнился брат Вадим.

— Напрасно ты так! Уж кто и может петь оперу, так это немцы! Они, по моему разумению, вторые в опере после итальянцев.

— Немцы? — почти возмутился Варганов. — Немцы? Да ты шутишь, что ли? Ты про Вагнера, что ли, говоришь? Нет, вторые после итальянцев в опере мы! Один «Князь Игорь» чего стоит, а «Садко»! Ты слыхал арию варяжского гостя в Мариинке? Как её поёт Звягинский?

Брат Валерий только морщится.

— Так я не про наших же говорю. Я про немцев и итальянцев.

— Так немцы и не вторые вовсе в оперном деле; если уж на то пошло, то вторые — так это имперцы. Моцарт велик необыкновенно. Может, никто и из итальянцев не споёт так, как поёт «царицу ночи» великолепная Дареш в Вене.

Он готов был продолжать, но зная их склонность к бесконечным спорам, темой которых могло стать что угодно, брат Ярослав прервал его:

— Подожди ты, брат Вадим, про свои оперы, — он глядит на Павлова. — Так англичашка-то долго там пробыл?

— Ну, как и положено… До конца досидел. Купил билет в лоджию и сидел там, млел под музыку.

— Интересно, наверное, оперу под опиумом слушать, — представил брат Вадим. — Звуки, наверное, кажутся волшебными.

— Во-во, — подтвердил брат Валерий, — он от этого волшебства и прикемарил под конец. Вся труппа уже на «браво» выходила дважды, публика расходиться стала, а он вежды, значит, прикрыл, чело в потолок закинул и вибрирует ланитами себе безмятежно, пока его капельдинер не растолкал.

Тут, после этих слов, возникла пауза, и Павлов замолчал, и Варганов больше ничего не комментировал, теперь все ждали, что скажет начальник их духовный. А Горский, немного подумав, спросил у брата Валерия:

— А после он куда направился?

— Вызвал себе экипаж, долго искал его, дурень… К тому времени, как он выполз, уже все экипажи расходящаяся из оперы публика разобрала. И адрес назвал: «верфи», — рассказывал брат Валерий.

— На «утюг» свой поехал, — резюмировал брат Вадим. — Отдохнул, значится, и плотью, и духом… И поехал с новыми силами нижних чинов кулаками охаживать.

А великосхимный ещё немного подумал и произнёс:

— Как там у тебя, брат Валерий, мужики на Псковщине говорят: ввиду отсутствия раков…

— Варят рыбу! — прыснул со смеха брат Вадим.

Но брат Ярослав и брат Валерий не смеялись. И великосхимный продолжил:

— Ты, брат Валерий, найди завтра брата Тимофея, выясни у него, как дела с нужными помещениями, а потом скажи ему, чтобы присмотрел за этим наркоманом. Пусть на то выделит свободного человека…, — он помолчал немного. И так как братия ничего ему не говорили в ответ, закончил: — Попробуем, посмотрим… Так как ничего иного у нас пока нет.

⠀⠀ ⠀⠀

*⠀ *⠀ *

⠀⠀ ⠀⠀

Джеймс заглянул к ней, когда она уже почти была готова.

— Миледи, — напомнил он, — доктор Мюррей просил сообщить, что ждёт ваших распоряжений.

Вокруг герцогини крутились три горничных, она же сидела перед зеркалом и рассматривала себя. На ней был расшитый шелковый халат и огромная ночная рубашка.

— Передай ему, что я уже иду.

Одна из горничных хотела ещё раз провести по её распущенным волосам щёткой, но леди Кавендиш убрала от себя её руку и встала. Эта старая женщина совсем не волновалась. Это не на операцию приглашал её доктор. Это был всего-навсего обмер. Он сегодня собирался только обмерить герцогиню и уже потом приступить к раскройке донорской кожи. Затем следовали ещё какие-то манипуляции, о которых она имела весьма смутные представления, и только после этого, через два дня, её уложат на операционный стол, усыпят и натянут на её тело новую, эластичную кожу без единого старческого пятна. Которая, если хорошо приживётся, прослужит ей пять, шесть или даже семь лет. И только после этого на ней снова появятся морщины, на висках станет пробиваться седина, а на щеках и шее проявятся отвратительные коричневые признаки дряхлости.

Она в сопровождении двух крепких проверенных лакеев прошла в крыло дворца, в котором располагалась лаборатория Мюррея. Там у двери, её уже ждал один из прислужников доктора. Мелкое, едва ли в полтора метра ростом существо с явными признаками обезьяньих генов на заросшей физиономии,