ни скверика, ни милого тупичка! Иди прямо, потом налево, потом опять прямо, потом направо, потом опять прямо и так до бесконечности… Скучно, братцы!

Нью-Йоркская толпа такая же озабоченная, суетливая и неулыбчивая, как и московская… Красивые лица или просто симпатичные, наверное, в наше присутствие все отправились в Голливуд. После ярких красавиц Рио, американские лица казались мне стертыми, как на старых дагерротипах (это я еще ирландцев не видела!). Почему-то в мире присутствует мнение, что американцы, как один, все время улыбаются. Да ничего подобного! Идут себе нормальные, занятые своими проблемами люди, с чего бы им скалиться в пространство! Вот в магазинах, в кафе-ресторанах, в офисах, т.е. на работе, улыбки, в смысле растянутые в улыбку губы, приветствуются.

Разговорного зыка мы практически не знали, но там было очень много испаноговорящего населения. Разглядывали людей, витрины, магазины, всю эту архитектуру, может быть и удобную, но непривлекательную и утилитарную.

Конечно, поднялись на Эмпайр Стейт Билдинг на 101-й этаж, тогда это было самое высокое здание в Нью-Йорке и приманка для туристов. Как же не подняться! Были на Эмпар Стейт Билдинг!!! Посмотрели в телескоп на Манхэттен, на залив, на Статую Свободы. Статуя оказалась гораздо меньше, чем мы ее себе представляли, и не такой величественной и значительной, как она кажется в хронике. Оказывается, ее создавали во Франции.

Купили для Алены и Люки сувенирные медальоны по 12 долларов за штуку, т.е. стоимостью искусственной шубки для подростка. Пребывание в Америке было подтверждено выбитыми именами на обратной стороне медали вокруг изображенного на ней Эмпайра. Прекрасно! Значит «Киса и Ося» здесь были! Законно увековечили посещение на самом высоком здании. Эти медальоны болтаются где-то в шкатулочках у девчонок и теперь уже не так интересны как прежде. Но воспоминания! Америка! Да не какая-то там Латинская, а настоящая – Штаты, Нью-Йорк, Бродвей, Эмпайр Стейт Билдинг! Весь перелет до Парижа и после они носились с этими кулонами, как курица с яйцом, и вешали непременно так, чтобы памятные медали видели окружающие.

За шубкой для дочки ездили в Даун-Таун к Яше. Таксист на наши невразумительные попытки объяснить маршрут вдруг со знакомым, с таким родным говорком мрачно спросил: «До Яши шо ли?», оказался украинцем во втором поколении, но говорил с таким непередаваемо жмеринским акцентом, что уму непостижимо, как же он изъяснялся на английском.

Все русские ездили на эту блошку «до Яши» – маленького юркого еврея. Но никто никогда не признавался в этом и, отводя глаза, небрежно заявляли, что покупали на 5-й Авеню или, в крайнем случае, в Александерсе. Да! Как же! На Пятой авеню! С нашими-то сбережениями! Но на Александерс все же хватало, если собирались приобрести качественную вещь.

Но шубку для ребенка купили все же у Яши, который усиленно навязывал нам опт, мотивируя тем, что у него «вся «Березка» отоваривается, и в московских комиссионнках вы их за 350 рублей толкнете», именно так и выразился, и какой «это будет замечательный гешефт». И надо же, подлец, знал точно. Цена искусственной шубки тогда была 350-380 рублей, а т.к. 1 доллар стоил по государственной цене 68 копеек, то, конечно, гешефт был бы налицо. Да…

Для эпатажа русской колонии и для прекращения всех этих вывертов якобы состоятельных людей: «Ах! Что это? Какой Яша? Мы даже не слышали, что такое Даун-Таун!», я сделала план этого блошиного рынка, стоимость проезда на такси. Точки «шубы», «тюль», «клеенка», «посуда», «ткани» и т.д. были зафиксированы и по возвращении предложены вниманию в безвозмездное пользование обществу торгпредских женщин. Общество было несколько ошеломлено, смущенно улыбалось, потом засмеялось и призналось в вполне мотивированных набегах на Яшу. План блошки был принят с благодарностью и распространен в копиях для желающих. Больше разговоров о недопустимости покупать дешевые вещи у Яши я не слышала. Побродили по Манхеттену, где действительно потеряться невозможно. Он нарезан на квадраты почти как наше Измайлово. Там только Бродвей – Главная улица – извилисто пересекает район, там даже днем от обилия цветных и ярких реклам рябит в глазах. На углу известной богатой 5-й авеню и такой же известной 42-й стрит находится Публичная библиотека Нью-Йорка. Мы туда, конечно, не заходили, но мне она показалась не менее огромной и значительной, чем наша им. В.И.Ленина. Главное, что туда можно попасть любому американцу без блата и без каких-то нелепых особых разрешений и пропусков.

Побывали в Централ-Парк. Как не американцы, мы не знали, что это одна из самых криминогенных зон города, даже днем. И охотятся там именно на таких иностранных лохов как мы. Орудовали в Парке так называемые «кидалы», т.е. не то что имеется в виду сейчас, а кидалы, которые вырывают из рук расслабившихся туристов или горожан сумочку, часы, кейс и перекидывают их из рук в руки по цепочке. Обычно этими безобразиями занимались, буду выражаться политкорректно, цветные подростки. Но Бог дураков любит: хотя я небрежно таскала на сгибе руки сумочку, где находились чеки на «Волгу», документы, все мои золотые бронзулетки, и зевала по сторонам, все обошлось благополучно. Дети покатались на пони, побывали на аттракционах, налопались попкорна, гамбургеров, налились до горла кока-колой, устали и запросились в гостиницу.

В Парке, да, по-моему, в парке, стояла огромная кованая клетка с орангутангами, самцом и самкой. Клетка была оформлена в виде комнаты. В ней стояли стол, кровать, два стула рядом со столом. Они были сделаны то ли из толстых досок, то ли из железа, имитированного под дерево. Нет, скорее всего из дерева, ведь животные не любят неприродных материалов. Так вот, смотрим… на этих мощных стульях за столом лицом к зрителям сидят две огромные обезьяны, невозмутимо смотрят перед собой и не спеша лузгают тыквенные семечки, подставив лодочкой руку на уровень живота, огромного как чемодан. Небрежно сплевывают шелуху, неторопливо и тщательно выбирают из ладошки очередную тыквенку узкими, прекрасной формы пальцами с выпуклыми миндалевидными ногтями, которым позавидовала бы любая модница. Глаза удлиненной формы, абсолютно человеческие, блестящие и грустные. Шелуха сыплется на пол, на их животы и колени, они поглощены процессом, невозмутимы и, кажется, не замечают толпу зевак, которые громко делятся впечатлениями, показывают пальцами, гогочут, фотографируют, стучат по оградке палочками или присвистывают, чтобы обезьяны передвинулись, показали себя в нужном для фотографов ракурсе. Словом, ведут себя преотвратно. А «пращуры» ведут себя спокойно, с достоинством, и не обращают ни малейшего внимания на суетливых посетителей.

Когда встречаешься взглядом с огромными обезьянами, невольно задаешь себе вопрос, кто кого рассматривает – настолько осмысленно и мудро они на всех нас