благоволит, пусть сбережет Дэльфу. Она не видела дочь уже пару дней — слишком много для таких времен. Два дня островитяне не дают врагам передышки, засада за засадой, стычка за стычкой. Дэльфа с Ирисом где-то там, в этот самый миг Ирис бранит ее за слепую смелость. Дельфине не нужен пророческий дар, чтобы знать об этом. Ирис всегда бранит ее дочь, а Дэльфа всегда рискует. Обещала матери быть осторожней, обещала Тине убивать регинцев за двоих, раз Тина уже не в силах сражаться. Дельфине ясно, какое обещание перевесит.

Тина здесь. Пользуясь передышкой, храпит на траве, словно на ложе у себя дома. Коротышка наотрез отказалась покидать Больший.

— Я Жрица, — сказала она Старейшинам. — Разве я не должна приносить удачу? Перевязывать раны, шептать заговоры я еще могу.

— Разве не я родила Островам чудовище? — сказала она Дельфине. Впрочем, без особого горя в голосе. — Буду здесь — может, и доведется встретить и прикончить сына. Акулий Зуб метнуть и не промахнуться я еще могу.

Тина спит сном младенца, не верится, что ей ведома печаль. Она была гордостью Острова Леса, правильно воспитанной дочерью Общины.

Дельфину называют новой Аридой, вспоминают, что непобедим был морской народ, пока великая колдунья древности была жива. Раненые умоляют Дельфину прикоснуться к ним, юные тэру просят прядь ее волос, веря, что это защитит их от смерти. Дельфина охотно раздает надежду. Есть и те, кто с раздражением говорят:

— Она возомнила себя новой Аридой!

— Матушка-наставница, — склоняет перед ней голову Има, дочь Сильвиры и Арлига, с недавних пор — старшая дочь Старейшины. Это о ней говорят: “…Даже испугана не была, когда Алтим нашел ее!”. Има не задает вопросов, просто садится подле Жрицы, приваливается спиной к дереву — будто переносит на него тяжесть. Всех дочерей Арлига Дельфина растила на Острове Леса, но об Име не может вспомнить ничего примечательного. Девочка всегда была тенью своих сестер, одной из многих.

— Тетушка, — спрашивает Алтим, — как тебе удалось сбежать от регинцев?

Он, разумеется, уже слышал о ночной панике в лагере, но женщина рассказывает еще раз.

— Тетушка, потому ли это, что ты возлюбленная Алтимара? Поэтому он дал тебе спастись?

— Наверное, мне должна сниться битва, — шепчет Има то ли Дельфине, то ли дереву. — Нет. Снится мать, сестренки, племянники. Как стрижем овец и как на дерево карабкаюсь за медом. Матушка Жрица, я хочу рассказать тебе. Только тебе, другим не могу…, — и умолкает. Не находит слов, чтобы говорить о Зеленой Долине.

Нелы не было до вечера, вернулась она с какой-то нелепой отговоркой и сломанной стрелой в руке. Замкнутая, отрешенная, она трясет Дельфину, не давая ей уснуть:

— Расскажи, матушка-наставница, о том, как меня нашли.

Она слышала эту историю сотню раз.

— Та женщина, — шепчет девочка, — та, которой вы меня не отдали, — она могла быть моей бабкой. Наверное, она уже умерла. Матушка Дельфина, думала ли ты когда-нибудь о том, что эта женщина умерла в одиночестве, потому что вы, морские разбойники, украли меня у нее?

Снова Алтим, которого Дельфина когда-то качала на коленях. Совсем взрослый, а из-за шрама на щеке кажется старше, чем есть.

— Тетушка, почему от регинцев спаслась ты, а не моя мать? Почему?

Он похож на Дэладу, высокий, жилистый и чернявый. В отличие от матери, он не дурен собой — суровые и резкие черты Дэлады на мужском лице стали почти красивы. Шрам совсем его не портит, говорят Дельфина и Дэльфа. Что сам Алтим об этом думает, не известно никому.

Дельфина приглашает его на траву:

— Сядь, сынок, рядом со мной. Помнишь, ты когда-то прибегал ко мне, и мы вместе прятались? Я накрывала тебя одеялом и говорила, что теперь ничего не страшно, надо только закрыть глаза. Мне сейчас очень хочется закрыть глаза и исчезнуть. Хотя бы до рассвета.

Потом Алтим целовал ее руки, чуть не плача, повторял:

— Прости меня. Конечно, я рад, что ты жива. У меня же никого теперь нет, кроме тебя и Дэльфы!

Мара он почему-то не упомянул. Потом Алтим поднял голову и спросил уже иным тоном:

— Да, я помню, как прибегал к тебе прятаться от Дэлады. А почему ты всегда ссорилась с моей матерью?

Почти рассвет. Нела — словно гладкое зеркало воды перед штормом. Кажется, хочет и обнять Дельфину, и ударить:

— Матушка-наставница, среди регинцев есть, наверное, лусины. Может, есть и мои родственники, и они оплакивают меня, пропавшую много лет назад. Они зарубят меня, есть попадусь, так и не узнав, кто я! Матушка Дельфина, неужели это правильно?!

Пусть судят боги Хону, что когда-то не позволила оставить девочку на берегу ее деревушки. Дельфине нечего ответить, она может только обнять:

— Многое неправильно, дитя. Но я никогда не пожалею, что ты выросла у меня на руках.

Нела судорожно вытирает слезы:

— Дельфина, рыжий роанец, в которого попала моя стрела, жив. Почти цел. Расстояние было дальнее, стрелы уже на излете попадали. Его спасла кольчуга. Едва закончилась битва, Гэрих Ландский велел ему опуститься на колени, ударил мечом по щеке и назвал рыцарем.

Дельфина оборачивается, начиная пугаться:

— О чем ты, Нела? Откуда ты знаешь, что происходит у регинцев?

Тихая кроткая девочка внезапно огрызается:

— Мариа! Ты дала мне имя, матушка, не спросив, забыла ли я настоящее.

Дельфина попыталась заглянуть в глаза приемной дочери, но та упорно смотрела в сторону.

— Что ты хочешь рассказать мне, дитя?

— Пойдем — сказала Нела. — Спустимся к Морю.

Тропинка вывела их на каменистый пляж между скалами, безлюдный, пока еще мирный — в двадцати-тридцати перелетах стрелы от врага. Регинцы не осмеливаются больше высылать вперед дозоры. Последний отправился по приказу Даберта Вермийского, островитянам известна теперь военная бездарность этого сеньора. Ни один из его людей не вернулся назад, Дельфина содрогается при воспоминании о том, какой была их смерть.

— Выбранный Главарь, матушка-наставница, Море ведь все слышит — так ты нас учила. Пусть слышит. Я ухожу…

Акульего Зуба у Нелы никогда не было, потому что не боги Островов ковали ее душу. Белые Ленты она резким движением оторвала от туники и бросила прочь, словно жертвуя прибою. Меч положила к ногам Дельфины.

— Я больше не сестра вам и не одна из вас.

Воздушные Братья, осенние гости Островов, резвились на пляже, продували тунику Дельфины насквозь, трепали черные волосы, навек скованные Лентами Жрицы. Никогда в ее тело не вонзалась сталь, она лишь с чужих слов знала, как это бывает. Сначала осознание кровоточащей раны, боль — потом, словно боль надо заслужить. Именно так Дельфина ощущала