диаметра, затем сворачивает бумагу в трубочку, кладет в пустую пивную бутылку и затыкает веткой. Несколько раз бьет по ветке, чтобы протолкнуть ее глубже в горлышко бутылки, а когда она застревает, то отламывает торчащий кончик. Берет бутылку, заткнутую импровизированной деревянной пробкой, и аккуратно кладет в воду. Река подхватывает ее, почти вырывает из рук и торопливо утаскивает неизвестно куда.

Тем временем Ники закончила писать.

– Вот так… – И она скатывает листок в трубочку и засовывает в свою бутылку.

– Разве ты не собираешься прочитать мне?

– Нет. Мне стыдно.

– Да ладно. – Гвидо улыбается с притворным сожалением. – Я уверен, что это прекрасно.

– Не знаю. Я написала первое, что пришло в голову. Пусть тот, кто найдет эту бутылку, и читает.

Гвидо понимает, что сейчас не время настаивать, что ей нужна эта независимость, этот выбор, и сам факт, что она согласилась поддержать его затею, уже прекрасен. Поэтому он помогает ей заткнуть бутылку другой веткой, а затем вместе с ней спускается к воде, чтобы запустить по течению вторую бутылку. Они некоторое время стоят и смотрят, как бутылка качается вверх-вниз на волнах, исчезает и снова появляется, все дальше и дальше, пока окончательно не скрывается в темноте.

– Тому, кто прочитает твою записку, очень повезет. Интересно, сможет ли он представить красоту той, что написала ее…

Ники поворачивается и видит, что Гвидо стоит рядом. Очень близко. Слишком близко. Их окутывает полумрак под кроной большого дерева. Длинные ветви раскинулись над головами как огромный зонтик. Они защищают даже от самого тонкого лунного луча. Ники и Гвидо стоят там, отрезанные от всего мира. Легкий ветерок, теперь ставший теплее, шевелит листья и волосы Ники. Челка скользит по лицу, локон застывает вопросительным знаком, любопытным завитком на щеке. Тишина, состоящая из тысячи слов. Их взгляды глаза в глаза, спокойные улыбки, осознание красоты момента. Того момента, который, кажется, длится целую вечность.

Гвидо мягко отводит мятежный локон с ее щеки, гладит ее волосы. Они продолжают смотреть друг на друга. Глаза в глаза, а их губы тем временем медленно, с каждой волшебной секундой, сближаются и открываются навстречу друг другу, как бутоны кувшинок в реке. И эти красные губы, мягкие лепестки двух улыбок, все ближе и ближе. «Ники? Ники? Что ты делаешь? Ты собираешься поцеловать его?» И тогда, как будто пробуждаясь от сладкого сна, очнувшись от внезапного гипноза, Ники приходит в себя и почти стыдится своей капитуляции, секундной слабости, сумасшедшего, глупого, примитивного человеческого притяжения. И она отступает, подавленная, и опускает глаза.

– Прости, я не могу.

«Нет, я не хочу, – думает Гвидо. – Нет, ты мне не нравишься. Нет, я не хочу тебя. Я просто не могу». Как будто на самом деле она хочет этого, и это может произойти, но не сейчас. Однажды. И он говорит, спокойно, неторопливо, с легкой улыбкой:

– Не волнуйся. Я отвезу тебя домой.

И в одно мгновение Ники оказывается в седле мотоцикла, ошеломленная, растерянная, а свежий ветер с реки слишком слаб, чтобы очистить… Ее сознание и особенно сердце. Мотоцикл катится медленно, и в какой-то момент Ники чувствует как Гвидо сжимает ее руку своей рукой, чтобы придать ей уверенности, чтобы она не чувствовала себя такой потерянной.

– Ты в порядке? – Гвидо ловит ее взгляд в зеркале заднего вида, улыбается, чтобы поделиться с ней своим спокойствием и уверенностью в себе. Настойчиво повторяет: – Ты в по-рядке?

– Да, все в порядке.

Потом она улыбается и кивает. Спокойно и сдержанно. Они немного едут так, рука в руке, отбросив в сторону все грубые шутки и язвительные замечания. Как будто попали в новое измерение. Измерение спокойствия. Ники снова думает о том, что произошло. Смотрит на свою руку, лежащую в руке Гвидо, так долго, неподвижно. Спокойно. Она не чувствует себя виноватой. «Но что такого я сделала? Он прекрасен, – и она делает глубокий вдох, осознавая, что теперь дышит другим воздухом. – Спокойно. Никогда бы не подумала, что смогу так себя чувствовать с кем-то другим». Еще один глубокий вдох. И еще один. Она едва сдерживается, чтобы не закричать, таким чуждым, невозможным, абсурдным ей кажется все происходящее. Еще один вдох. Еще один. Она никогда бы не подумала… Ники опять смотрит на его руку, она там, держит ее руку, и это кажется совершенно невозможным. И все же это так. А потом она закрывает глаза и откидывается назад, позволяя себе полностью раствориться в этой странной ночи. На улицах тихо. Машин нет. Как будто весь город замолчал… В один момент. Из уголка ее глаза выкатывается слеза. «Да, верно. Я позволила этому произойти». И вдруг она с удивлением понимает, что мотоцикл останавливается перед университетом.

– Вот мы и приехали, вот мы и приехали… – Ники быстро спрыгивает с мотоцикла, пряча лицо за волосами, прощается с Гвидо. – Пока…

И убегает, даже не поцеловав его. Она бежит к своей машине, открывает ее, не оборачиваясь. Заводит мотор и уезжает. Едва замечает, как доезжает до дома. Проскальзывает в подъезд, захлопывает дверь за собой. Вызывает лифт. Стоит и не может успокоить дыхание, отчаянно пытается снова взять себя в руки. Заходит в лифт, смотрит в зеркало на стене и едва узнает себя. Волосы растрепанны после поездки на мотоцикле, несмотря на шлем, глаза хитрые, сумасшедшие, в них бьется яростное, неукротимое, невозможное безумие. Это стремление к свободе, к бунту против всех и вся, никаких границ, никаких пределов, никаких обязанностей, только ты и мир. Да, только ты. Ники заходит в квартиру. К счастью, все спят. Она на цыпочках крадется в свою комнату и медленно закрывает дверь. Вздыхает. Достает телефон из сумки. Кладет его на стол и смотрит на него. Он выключен. «Алекс искал меня? Интересно. Но я не хочу сейчас включать телефон. Не хочу знать. Не хочу зависеть ни от чего и ни от кого. Где ты была? Что ты делала? Я не знаю. Да, я была с друзьями, – и внезапно все внутри нее восстает и против этого. – Придется лгать. Ложь. Но как? А как же моя жизнь? Зачем мне врать? Почему я больше не могу быть собой? Я должна контролировать себя, ограничивать, притворяться, что чего-то не чувствую только потому, что такие чувства не подходят девушке, которая собирается замуж? Кем я становлюсь?» Ники нервно ходит по комнате. И чувствует, как требует выхода долго сдерживаемый крик. «Что я говорю? Я люблю Алекса. Я теперь с ним. Я боролась за него. Я всегда критиковала других за то, что теперь делаю сама,