И Генрих отправился в Годстоу, сердце его билось, когда он подходил к дверям церкви, чтобы в одиночестве оплакать свою любимую. Настоятельница встретила его у ворот и дала разрешение войти в монастырь, удивившись тому, насколько постарел король с того дня, когда впервые приехал сюда вместе со своей возлюбленной. Теперь это был сломленный человек сорока трех лет, с сединой в волосах и дородной фигурой, морщины забот и печалей бороздили его измученное лицо. Праведно или неправедно, но он искренне любил эту девушку – в этом никто не сомневался.

Генрих оказался в церкви один. В алтаре горела одинокая лампадка, означавшая, что Господь здесь – в Своем доме. Король уважительно поклонился, потом медленно подошел к алтарю и новой гробнице перед ним. Она была там, под алтарной плитой, его Розамунда, но уже не прекрасная, а пища для червей. От этой мысли все в нем перевернулось. Генрих опустился на колени перед могилой, и слезы помимо воли потекли из его глаз. Он принес обет построить великолепный каменный склеп в память о возлюбленной, украсить его шелковым покрывалом и осветить свечами. Монахини должны будут любовно ухаживать за могилой – король щедро заплатит им за это и дарует монастырю множество льгот.

Боль настолько поглотила Генриха, что он не заметил серую, прозрачную, как паутина, тень с печальным лицом – она с распростертыми руками медленно скользнула за его спиной, задержалась на долгое грустное мгновение, а потом исчезла во мраке сводчатой церкви… Вот только ощущение утраты еще сильнее сжало его сердце.

Алиеноре исполнилось пятьдесят восемь, и она вот уже семь долгих и трудных лет оставалась пленницей. Но теперь тюрьма стала золотой клеткой, более подобающей ее титулу, а после поездки в Винчестер режим охраны был значительно смягчен. Унылое однообразие Сарума постепенно разрушалось, потому что король все больше позволял жене останавливаться в разных местах – в Нортгемптоншире, в Беркшире и в королевском замке в Ладжерсхолле в графстве Уилтшир. Всегда при королеве оставался обаятельный Ранульф Гланвиль или скупой на слова Ральф Фиц-Стефан. Прислуживала ей неизменно Амария. Никаких других личных слуг Генри не позволял.

Теперь Алиенора снова удобно устроилась в Винчестере, лучше, чем в прошлый раз, заняла богато украшенные комнаты, кормили ее прекрасно, а недавно назначенный мажордом управлял ее маленьким хозяйством.

Постепенно режим содержания пленницы ослаблялся, ей позволялось время от времени написать письмо, но только не сыновьям – Генрих все еще недостаточно доверял ей – и получать новости о том, что происходит в мире. Ранульф Гланвиль, которого Алиенора считала уже своим дорогим другом, нередко за обеденным столом делился с ней обрывками новостей. Амария после походов на рынок и разговоров со слугами замка приносила гораздо больше новостей и теперь с большей готовностью делилась ими со своей хозяйкой. Именно так Алиенора и узнала о смерти Розамунды, хотя и не о странных слухах, которыми стала обрастать эта история. И не о грандиозном скандале вокруг короля – Генрих начал открыто жить с Аделаидой Французской, предназначенной Ричарду. И Гланвиль, и Амария старались защитить королеву от всего, что может причинить боль, расстроить ее. Но сплетни о Розамунде и Аделаиде ходили по всему королевству и за его пределами.

Алиенора не могла понять, почему откладывается брак Ричарда и Аделаиды. Оба достигли возраста, достаточного для брачных отношений, а ведь Аквитании требовался наследник. У Молодого Короля и Маргариты три года назад родился сын, но, к несчастью, маленький Вильгельм умер вскоре после рождения. Алиенора переживала, что ей не дано увидеть внуков, и вечной раной оставалась разлука с детьми.

Настаивал ли Людовик на браке Аделаиды? У него имелись все основания быть недовольным задержкой, но Алиенора подозревала, что Генрих затеял какую-то коварную интригу, а потому оттягивал свадьбу. И Ричард, казалось, тоже не торопился. Она слышала, что сын все время занят: утверждает свою власть в Аквитании. Дрожь пробирала Алиенору при мысли о том, что это может значить.

Судя по тем новостям, которые она получала, Матильда в Германии благополучно рожала одного ребенка за другим, а Джоанна, похоже, счастливо обосновалась в Сицилии, хотя Алиенору и встревожило кое-что из сказанного Ранульфом.

– Говорят, Вильгельм воспринял многие обычаи своих подданных мавров, – сообщил он. – И королева Иоанна живет в совершенном уединении.

– Только не говорите мне, что он обзавелся гаремом! – вскрикнула Алиенора.

Она видела гаремы в Константинополе и в землях турок во время того давнего Крестового похода и знала, какие трагедии случаются за их стенами.

Ранульф посмотрел на королеву смущенным взглядом:

– Я слышал что-то в таком роде. Но у жены Вильгельма отдельные апартаменты.

Значит, бедняжке Иоанне с самых первых дней пришлось столкнуться с неверностью мужа, думала с тревогой Алиенора. Если бы она была вольна в своих поступках, то поспешила бы за море и вернула дочь, но надежды на это не было. Надо принять как данность положение Иоанны, да и самой Иоанне придется согласиться с заведенным порядком. Но насколько же нецивилизованным показал себя король Вильгельм, предполагая, что его жена будет мириться с гаремом во дворце! Алиенора вся кипела.

О том, что Иоанн назначен номинальным королем Ирландии, а ее дочь Алиенора отправлена в Кастилию в жены королю Альфонсо, Алиеноре также сообщил Ранульф Гланвиль. Трудно представить, что малютка Алиенора с ее продолговатым личиком теперь девятнадцатилетняя девушка и невеста. Как быстро пролетели годы… А сколько из них прожито впустую.

– Король посвятил лорда Жоффруа в рыцари, – доложил Алиеноре ее надзиратель одним дождливым июльским вечером.

– Я рада, что милорд король помирился с нашими сыновьями, – ответила Алиенора, вспомнив, что Генрих и три его старших сына последнее Рождество всем двором провели в Анжере и все прошло настолько великолепно, что об этом до сих пор говорили с удивлением.

– Слава богу, они помирились. – Чувства Ранульфа были подлинными. – Я слышал, Молодой Король объехал всю Францию, где участвовал в турнирах и завоевал множество призов. Его слава так велика, что о нем слагают баллады.

– Королю Генриху это должно понравиться, – заметила Алиенора.

– Так оно и есть, король настолько доволен многочисленными победами сына, что полностью вернул ему все земли и владения, которые изъял прежде.

У Алиеноры потеплело на сердце, когда она услышала это, но радость, как всегда, отравляла грустная мысль о том, что желание Генриха восстановить справедливость никогда не распространяется на нее.

Потом она услышала, что Ричард одержал крупные победы в Аквитании.

– Ричард признан одним из лучших полководцев нашего времени, – с гордостью сказал Ранульф.

Да, подумала Алиенора, но какой ценой? Сколько насилия, сколько пролитой крови по приказу Генриха и ради того, чтобы заслужить репутацию полководца? Сердце у королевы кровоточило, когда она думала об Аквитании, и слава сына мало ее радовала, хотя она и была довольна тем, что Ричард, как и Молодой Генрих, был с честью принят королем. Слава богу, отношения между ними налаживались.