Шрифт:
Интервал:
Закладка:
От безразличных людей практика любящей доброты переходит к сложным людям и врагам. Однако мы не начинаем с этого. Лишь когда наше сердце открыто и наша любящая доброта сильна, мы задействуем тех, к кому испытываем сильное отвращение, кто, как нам кажется, причинил нам вред, кого мы вообразили своим врагом. Сначала, когда мы делаем это, наше сердце закрывается: «После того, что ты со мной сделал, я никогда не полюблю и не прощу тебя — никогда». Однако, когда возникает эта ненависть, мы теряем радость своего открытого сердца. Видя это, мы понимаем цену ненависти. Мы осознаём, что слишком дорого платим за неё. Наконец мы думаем: «Ладно, я прощу. Я впущу в свою любящую доброту даже тебя — для начала немного, чтобы я мог держать своё сердце открытым». Посредством такой многократно повторяемой практики мы учимся держать своё сердце открытым даже в сложные моменты. Тренируясь в доброте таким образом, мы в конце концов сможем стать такими же, как Дипа Ма, и освещать любовью всех, кого встречаем.
Моя коллега Сильвия Бурштейн рассказала историю Фила, практикующего буддиста из Нью-Йорка, который много лет медитировал на любящей доброте. Однажды вечером на улице в Сохо взъерошенный мужчина с всклокоченной бородой и грязными светлыми волосами окликнул Фила, направил на него пистолет и потребовал у него деньги. У Фила в кошельке оказалось более шестисот долларов, и он отдал их нападавшему. Тот затряс пистолетом и потребовал ещё. Пытаясь выиграть время, Фил отдал ему свои кредитные карты, а потом и весь бумажник. Нападавший, который, похоже, был под воздействием каких-то наркотиков, сказал Филу: «Я тебя пристрелю». Фил ответил: «Нет, подожди, вот мои часы — они дорогие». Вор, утративший всякую ориентацию, взял часы и снова замахал пистолетом, грозя: «Я пристрелю тебя». Филу удалось взглянуть на него с любящей добротой и затем сказать: «Тебе необязательно в меня стрелять. Ты всё сделал хорошо. Видишь, теперь у тебя есть почти семьсот долларов, кредитные карты и дорогие часы. Тебе необязательно убивать меня. Ты всё сделал отлично». Сбитый с толку грабитель опустил пистолет. «Я всё сделал хорошо?» — спросил он. «Ты всё сделал отлично. Иди и расскажи своим друзьям, что ты всё сделал хорошо». Поражённый грабитель побрёл прочь, тихо повторяя себе под нос: «Я всё сделал хорошо».
Каждый раз, когда кто-то видит нашу добродетель, — это благословение. Все культуры и традиции понимают важность того, чтобы видеть друг друга с любовью. Один старый хасидский раввин спросил у своих учеников, как они определяют, что закончилась ночь и начался день, ведь начало дня — это время некоторых священных молитв. Один ученик предположил: «Когда, видя вдалеке животное, можно различить, овца это или собака?». «Нет», — ответил раввин. «Когда можно ясно видеть линии на собственной ладони?» «Когда, видя вдалеке дерево, можно различить, инжир это или груша?» «Нет», — каждый раз отвечал раввин. «Тогда как?» — потребовали ответа ученики. «Когда, видя лицо любого мужчины или женщины, вы узнаёте в них своего брата или сестру. Если вы этого не видите, по-прежнему стоит ночь».
Естественная радость
Когда психолог из Гарварда Джек Энглер проводил исследование с участием Дипа Ма, он спросил её об одном распространённом неверном представлении в отношении буддийских учений. «Избавление от алчности, ненависти, неведения — всё это может казаться таким серым, — сказал он. — Где же тут сок?» Дипа Ма расхохоталась. «О, вы не понимаете! В обычной жизни так много однообразия. Мы вечно смотрим на всё сквозь один и тот же набор линз. Когда же алчность, ненависть и заблуждение исчезают, вы видите, что всё вокруг вас всегда свежее и новое. Каждый миг — это новый миг. Прежде жизнь была скучной. Теперь же каждый день, каждый миг полон вкуса и жизни».
Как мы уже знаем, когда любовь встречается с болью, она становится состраданием. Когда же любовь встречается со счастьем, она становится радостью. Радость — это выражение освобождённого и пробуждённого сердца. Не так давно Далай-лама был одним из ведущих крупной научной конференции в Вашингтоне, округ Колумбия. Он встречался с физиками, нейроучёными и несколькими буддийскими учителями (включая меня самого), чтобы обсудить новейшие клинические исследования медитации и нейробиологии. Утром одного из дней Далай-лама давал интервью телерепортёру, который задал ему вопрос о медитации и счастье: «Ваша книга под названием „Искусство счастья“ стала бестселлером New York Times, и в своих учениях вы постоянно говорите о счастье. Не могли бы вы рассказать нашим зрителям, какой момент был самым счастливым в вашей жизни?». Далай-лама на мгновение задумался, улыбнулся и сказал: «Думаю, сейчас».
Когда мы живём в настоящем, радость возникает без особых причин. Это счастье сознания, не зависящего от конкретных условий. Это счастье знакомо детям. Автор книги «Там, где живут чудовища» Морис Сендак рассказал историю о мальчике, написавшем ему письмо. «Он прислал мне очаровательную открытку с рисунком. Она мне очень понравилась. Я отвечаю на письма всех детей, и иногда делаю это в спешке, но над этим ответом я призадумался. Я послал ему открытку и нарисовал на ней Чудовище. Я написал: „Дорогой Джим, мне очень понравилась твоя открытка“. Позже я получил ответ от его матери, где говорилось: „Джиму очень понравилась ваша открытка, и он её съел“. Это был один из самых больших комплиментов, которые мне когда-либо доводилось получать. Ему не было дела до того, что это был оригинальный рисунок. Он увидел его, оценил его и съел».
Мы видели, что радость может спонтанно возникать в глубокой медитации. Ученики рассказывают о дрожи, слезах счастья, волнах прохлады, вибрациях экстаза, парящей радости, радости, подобной бирюзовой воде, телесном трепете, благодарной радости, игривой и сладкой радости, а также об экстазе неподвижности. Они описывают радость в своих теле, сердце и уме, радость от красоты мира и радость от счастья других.
И всё же иногда люди по ошибке принимают буддизм за пессимистическое воззрение. Действительно, Благородные истины говорят о страдании и его причинах, и в буддийских странах можно найти несколько очень серьёзных мастеров медитации в стиле «сделай или умри». Я сам, подобно многим выходцам с Запада, искал таких мастеров. Я был так решительно настроен трансформировать себя и достичь особой реализации, что отправлялся в самые строгие монастыри и на самые суровые