всего связывается с наличием денег и возможностью уехать из страны при всяких политических катаклизмах. Минимальный стандарт свободы – домик в Чехии или Голландии, да в общем, все равно где, хоть в Эстонии или Черногории, а максимальный… – она задумалась, – максимального нет. Там начинается водоизмещение яхт.

– Вы хотите сказать, что для современных русских свобода – это экономическая возможность покинуть родину? – удивленно спросил Николя.

– Да, пожалуй. А те, кто не может, довольствуются патриотическими лозунгами и в глубине души мечтают о новом переделе собственности, чтобы попасть в число счастливчиков, успевших к бесплатному обеду с последующей раздачей столовой посуды, а заодно и мебели.

– Халява? – со смехом по-русски спросил Николя.

– Халява, – подтвердила Александра и тоже засмеялась.

– Странно все это, – покачал он головой. – Деньги, конечно, играют роль, но, по мне, свобода – это отсутствие страха. Страх превращает человека в раба обстоятельств, привычек, ритуалов, церемоний и иерархии. В общем, в раба системы.

– Большинство избирают такой путь добровольно и не мучают себя. А свободу и справедливость ищут разве что в разговорах на кухне.

Николя глянул удивленно.

– У нас в стране в какую кухоньку ни зайди, – пояснила она, – везде несогласного найдешь. Особенно «под рюмашечку», – сказала по-русски. – Национальная традиция несогласия. Но строго в пределах кухни.

– Какое нежное слово – «рю-машечка», – восхитился Николя.

– Ну да, по-французски «улица Машечки» получается, – сквозь смех сказала Александра. – Вы, Николя, про равенство и братство что-то сказать собирались, – напомнила она.

– Ну да, – все еще улыбаясь, согласился он. – Так вот равенство – оно в правах перед законом и справедливость в распределении благ.

– И привилегий, – добавила Александра, – на лозунг борьбы с которыми в нынешней России все охотно покупаются.

– Вы прямо диссидентка! – засмеялся Николя.

– Ваше подземелье не хуже нашей кухни, – улыбнулась она, – может, только чуточку попросторнее, – допила вино из бокала.

– Братство же, – продолжил Николя, разливая остатки вина из бутылки, – есть признание того, что все люди, являясь братьями и сестрами Мессии, не только имеют божественное происхождение от единого Творца, но и между собой связаны неразрывными узами… А внутренне свободные люди в Средние века становились алхимиками, розенкрейцерами, суфиями, потом анархистами, как известный вам князь Кропоткин…

– И батька Махно, – добавила Александра.

– …а сейчас становятся сталкерами и айкидоками, – сказал Николя.

– Как Кларисса? – Александра прикусила нижнюю губу.

– Как Кларисса, она действительно айкидока, – кивнул Николя и опустил смеющиеся глаза.

– И что же это все-таки означает?

– Она разве не рассказала? – изобразил он удивление.

– Да когда бы она смогла? Мы ж с вами из подземелий не вылезаем!

– Вы сами туда хотели. Кто просил тайну «Черной Мадонны» открыть, а?

– Ваши тайны, Николя, как матрешка. Одну открываешь, а в ней другая. И неизвестно, когда конец. Насчет Клариссы… Мне правда интересно. У нас в России сейчас многие занимаются айкидо и, кстати, я заметила, у тех, кто долго занимается, на лицах появляется блуждающая, отстраненная полуулыбка, будто они всех перехитрили или знают что-то такое, чего другие не знают. Прошу вас, расскажите, ну же! – Чуть нахмурилась, потому что не привыкла так долго упрашивать мужчин.

– Айкидо… – Николя глянул задумчиво. – Я бы назвал айкидо боевым искусством и философией эпохи глобализма. В отличие от других видов боевых искусств, в айкидо нет агрессии.

– Особенно если вспомнить фильмы со Стивеном Сигалом, – усмехнулась Александра.

– В айкидо используют энергию противника против него самого. Мастер айкидо – это нуль, поэтому его нельзя сжать и в него нельзя проникнуть. В полном соответствии с четвертым принципом герметизма… Это «принцип полярности», – пояснил Николя, заметив вопросительный взгляд гостьи. – «Все двойственно, все имеет полюса. Все имеет свою противоположность. Крайности сходятся».

– Точно сходятся? – спросила Александра, чувствуя, что глаза начинают слипаться. А может, вино подействовало.

– Всегда, – подтвердил Николя. – Так вот айкидо учит побеждать не физической силой, а знанием пути, и в исполнении мастера удивительно эффективно, хотя на практике может быть просто психотерапией. И айкидо учит наслаждаться собственной свободой и отстаивать ее как высшую ценность. Но если человек в душе раб, айкидо ему не поможет. Рабу нечего защищать.

– Но есть за что бороться, – возразила она. – Например, за право стать бригадиром или раздатчиком еды.

– В ваших словах почти всегда есть какой-то подтекст, – заметил Николя.

– О-о! Это исторический подтекст, – улыбнулась она. – Чтобы его понимать, надо в России родиться. Не обращайте внимания, Николя. Вы говорили о статуе Свободы…

Николя бросил взгляд на пульт у двери, моргнувший красной и зеленой лампочками.

– Вашу одежду понесли в химчистку, – пояснил он.

Александра кивнула и снова потерла глаза.

– Всех удивляет стремительное возвышение Америки всего за сто лет, кратчайший исторический период, – сказал Николя. – А все дело в том, что американцы выбрали правильный вектор движения и правильные лозунги – «свобода и демократия». Им был нужен только символ, но не веры – как крест, звезда или полумесяц, а идеи. Так вот, символом осознанной, признанной и провозглашенной на государственном уровне идеи стала статуя Свободы, а агитационной листовкой – однодолларовая купюра с ее скрытой символикой.

– Но в итоге-то американская демократия превратилась в лукавство, – сказала она. – Спросите американца, что такое Ирак? «Место, где за демократические идеалы гибнут наши парни», – патриотично скажет большинство, которое даже не знает, где это место находится. «Территория, под которой находятся залежи американской нефти», – подумает меньшинство, принимающее решения. А на очереди Иран и Венесуэла, под которыми тоже почему-то оказалась американская нефть, – Александра выгнула спину и пошевелила плечами, чтобы взбодриться. В голове промелькнула мысль о том, что она не спит уже сутки.

– Даже правильные идеи нельзя навязывать силой, – сказал Николя. – Уж тем более прикрываться ими для достижения имперских целей. К тому же все империи когда-нибудь падают. Да? – Он с улыбкой взглянул на гостью, которая положила руки на поручни кресла и вытянула ноги. – Но… возникают другие. Сейчас имперские амбиции есть у Китая, и китайцы в полном соответствии с правилами игры в шахматы го, не вступая в прямой конфликт ни с кем, постепенно и целенаправленно занимают клетки чужого пространства. Но я о другом. О начале американского возвышения и правильном