Есть что-то общее между танком, носорогом и гением: атака. Генрих никогда не отступит. Вот и сейчас я изо всех сил стараюсь ему позавидовать, а – не получается. Потому что он опять на своем месте, с которого не сойдет уже никогда. Но пройдет всюду. Каким-то образом.

Он проникает в любую приемную: мэра, министра, олигарха, губернатора. Причем без видимых или сомнительных ухищрений – главное, его несомненная уверенность, что его не могут не принять. Убедительно лишь отсутствие какой бы то ни было нервозности. Поэтому меня уже не удивляет появление его среди ночи у меня в больничной палате. Как он проник на охраняемую территорию, куда машины и днем не пускают? как проехал вплоть до моего корпуса? как его пропустили спящий охранник и дежурная медсестра? Удивляет меня лишь то, что он поручил охраннику присмотреть за машиной. И вот он везет меня по Третьему кольцу, прихватив за собой младшего своего отпрыска. Генрих ни секунды не сомневается, что знает, куда едет. Но едем мы как-то немножко долго. «Папа, а тебе не кажется, что мы проезжаем мимо нашего дома уже в третий раз?» – резонно спрашивает его сынок. Но главное, что мы доезжаем, и без аварий.

Поэтому я призываю всех чиновников и олигархов, замминистров и министров, премьеров и президентов проявить своевременно милость и сдаться на милость (все равно придется: прочитайте хотя бы мою повестушку) перед двумя его последними подвигами-проектами:

1. Промышленная добыча рения из вулканического газа (что выгодно и стратегически необходимо нашей оборонке и астронавтике); у академика Г.С. Штейнберга для этого уже готовы и вулкан, и лицензия, и технология, и патенты.

2. А также постройка действующего гейзера в Москве (уже выделен для этого островок за подписью мэра и прочих).

Я говорю Генриху: не проще ли построить такой гейзер прямо на территории Кремля? И он ничуть не удивляется. «Надо подумать», – ни тени сомнения, что и это возможно. Так что лучше сдаться. Расслабиться и получить удовольствие. «Удалиться под сень струй». Иначе забьет у вас однажды фонтан прямо из Лобного места. Генрих Ш. заслужил этот прижизненный памятник себе.

Изменившийся простор,

покосившийся забор,

под забором тот же мячик,

на заборе – тот же мальчик…

Серп луны, пустые стекла,

в горле имя пересохло —

покосившийся простор,

постаревший лезет вор.

Под ногою хрустнет палка,

за спиною каркнет галка,

оглянется он окрест —

не узнает этих мест,

отшвырнет сердито щепку,

на глаза надвинет кепку —

и останки мезонина

не узнают господина…

Да, последние полвека

изменили человека.

02.06.1972,

Аптекарский остров

Знакомое лицо лиц завершенье ряда.

За всё, за всё! – взимается награда…

Вы подняли жучка знакоменьким движеньем —

А это смерти оказалось приближеньем.

Уж мне знаком жучок! ясны повадки ваши,

И я не оживу. Со мной не сваришь каши.

И ваш изгиб спины, и резвость приседанья —

Уже не вкус еды, а привкус приеданья.

И я уже не я – а кто-то и когда-то,

И вы уже не вы – предшественница МХАТа.

Жучок уже не тот – а копия жучка.

И рифмы бывшие кропит рукой рука:

«Печальной осени опознан ранний вид», —

Гибрид сей никого не удивит.

Листы календаря, и смена времен года…

Как стала повторяться ты, природа!

Какое все в тебе одно и то же!

На что ж тогда мое отчаянье похоже?

Желание уйти? «Пора, мой друг, пора»?

Ах, это было уже завтра! не вчера.

Ведь то, что может предложить природа,

Не наша с вами жизнь – а продолженье рода.

Травинкой прежнею не щекоти мне ухо:

Она уже росла. Щекотно мне – но глухо.

15 августа, Рыбачий

И. П.

В четверг, когда

ко мне пришел сосед,

чтоб рассмотреть следы разгрома,

сосед был, как всегда,

высок и сед —

а я был дома.

Зря приходил ко мне сосед —

меня уже с тобою нет,

тебя еще со мною нет —

давно…

…он не успел нам помешать. Среда

и вторник уж прошли. Они принадлежали

сегодня – лучшим временам, давно прошедшим.

Мне было все равно, на что не лень соседу

смотреть… Пожалуйста, любуйтесь!

Вот выгодная композиция,

свидетельствующая о разнообразнейшей позиции…

Вот кровать – которую я не успел постлать.

Вот селедки – хвост, окурки, смоченные в водке.

Вот ваза – которую я не донес до унитаза.

Вот кое-что в порядке:

так, натюрморт из ватки и помадки…

Любуйся, старый черт!

Ты думаешь, мы спрятаться хотели? Никогда!

Я однолюб и верный человек

на самом деле,

с нетерпеньем жду жену, свою

одну, без мужа, чтоб

встречаться с ней в кино, в подъезде,

под дождем…

Гарантий никаких не выдается в прошлом,

не можем мы сказать, что то, что было, —

было.

И вот – четверг. Вот дождь идет во имя

сестры жены любовника сестры жены моей…

приснившейся в четверг

после дождя…

Входи, мой друг!

здесь нету никого…

13 сентября, Невский проспект

1. Vaz nocturnum

«Ночная ваза» – есть стихотворенье,

что надо выводить как уравненье…

где нынешние дни и прошлые эпохи

равны друг другу, словно выдохи и вдохи.

…Нам суждено, девицу провожая,

площадки обживая этажей

и унижаясь или обижая,

увидеть мир искусных витражей.

(Воспоминание об этом мираже

настигнет на последнем этаже,

где цел еще витраж с фанерной вставкой,

а грация заколота булавкой…)

Условной девы худобы длина

и золото волос зеленого отлива,

напомнив очертанья валуна,

перенесут нас к Финскому заливу…

Пузатой пены лопнут пузыри,