— Покажи, — я проснулся.

— Тогда бежим, — он хлопнул меня по плечу и сорвался с места.

Бегал он явно быстрее меня. Он часто оборачивался и что-то кричал, а я думал только о том, как сберечь дыхание. А он всё звал и звал моё бешено бьющееся сердце ускорять и без того неудержимый бег. Мимо нас мелькали усталые рассветы и потерянные ветры. Постепенно я привык к сумасшедшему темпу моего спутника и смог немного оглядеться. Я успел заметить несколько тончайших струн и пару осколков золочёных надежд, а потом ангел резко остановился. Я поспешил последовать его без сомнения мудрому примеру.

Мы оказались в огромной комнате, почти зале. В центре комнаты стояло изящное трюмо, а перед ним расслабленно сидела едва ли перешедшая порог влюблённой юности дьяволица. Она повернула к нам своё сверкающее грёзами лицо и приветливо улыбнулась.

— Я не ждала вас, — она снова повернулась к зеркалу, — но я, пожалуй, рада.

— Он сомневается, — ангел подошёл к дьяволице и присел возле неё. — Разве мы сомневались?

— А разве нам стоило сомневаться? — дьяволица подбежала к широкому распахнутому окну и свесила вниз ноги. — Наши сомнения это ошибка, а его, — она коротко взглянула мне в глаза, — его сомнения это боль. Но он привык к ней, хотя и страдает.

— Давай покажем, — ангел воспарил под высокий потолок.

— Давай, — дьяволица вновь подошла к трюмо и несколько секунд придирчиво разглядывала своё безупречное отражение. — Ты готов? — она несколько неуверенно посмотрела на меня.

— Кто знает, — я пожал плечами.

— Значит, проверим, — ангел подошёл к окну, жадно заглядывая вниз. Неожиданно он распахнул зазвеневшие крылья и шагнул вперёд. На пару секунд он завис в воздухе и качнул головой, приглашая меня последовать вслед за ним. Дьяволица протянула мне свою маленькую ладонь.

— Не бойся, — она понимающе посмотрела мне в душу, — не оскорбляй Её.

Я шагнул в раскрытое окно. Дьяволица не отпускала мою дрогнувшую руку. Мы долго и медленно падали. Она смеялась, а я губами ловил её пьянящий смех. Чуть впереди опять что-то кричал ритмично взмахивающий крыльями ангел. Мне показалось, он счастлив или, по крайней мере, будет счастлив через одно ускользающее мгновение. А потом я, наконец, увидел то, что мне так настойчиво хотели показать.

Там было очень светло, столько света я не видел ещё никогда и как-то сразу понял, что больше никогда и не увижу. Просто свет, ничего лишнего, ничего мешающего совершенству. Он обнял меня как старого друга, как своего заплутавшего и, конечно, прощеного сына. Обнял как равного, хотя сравниться с ним не смог бы никто и никогда. Свет наполнил теплом и спокойным счастьем. Он вошёл в моё растрёпанное сердце, бережно укрывая его ласковым одеялом. Он так хотел стать частью меня, так хотел, чтобы я влился в его волшебное королевство. И, конечно, я был готов отдать ему всё, о чём он попросит. Отдать за одно его прикосновение, за один поцелуй, я готов был умолять его об этом. Но он не требовал от меня просьб, он раскрывал свои объятия, чтобы навсегда забрать меня в своё безтревожное беспределье.

Я закричал. Свергающее покой и тишину пламя исторгалось из моей руки. На смену теплоте пришёл яростно обжигающий жар. На смену счастью презрение к самой его сути. Я подавил очередной рвущийся к недостижимым высотам крик и замутненным взглядом нашёл своих недавних спутников. На их лицах дрожало изумление, пополам с искренним испугом.

— Зачем? — дьяволица, казалось, сейчас заплачет.

— Как ты смеешь!? — ангел гневно взмахнул рукой. — Как ты смеешь отказаться от величайшего счастья!?

— Не знаю, — я поморщился от несмолкаемой боли, — наверное, я хочу идти дальше. Куда-то где счастье лишь остановка и остановка краткая.

— Куда? — Её лицо было печально, в глазах блистали искры слёз. — Я открываю двери туда, куда самому никогда не войти. Я дарю вечный мир. Вечный! — Её голос сорвался на истерзанный крик. Дальше уже нет ничего, а позади остались только грязь и пыль. На что ты меняешь вечное счастье, вечную любовь, вечный свет? На что?!

— Это не вечность, — я стряхнул обуглившуюся кожу, — это её замершее навсегда мгновение. Мгновение, в котором нет смерти, но есть ли в нём жизнь? И чем эта жизнь так уж отличается от смерти? — мне становилось скучно. — И я не говорю, что это мгновение неверно и некрасиво. Нет, оно прекрасно, оно действительно лучшее, что я видел в своей жизни, и уж точно лучше того, что я видел в жизнях других. Но, — боль утихла, обещая обязательно вернуться, — я хочу больше.

— Больше, чем что?! — в Её глазах поселился непонимающий гнев.

— Больше, чем мы можем придумать, — свет начал меркнуть.

— Этого тебе не даст никто, — Её гнев ушел, вновь сменившись прощающей печалью.

— Не даст, — я попробовал улыбнуться, — придётся брать самому.

— Тебе придётся проклинать свой выбор, — она хватала лучики света, пытаясь остановить его неудержимое отступление.

— Придётся — прокляну, — я уже стоял на пороге.

— Прощай, — Она беззвучно рыдала, разбивая свои надежды на мелкие осколки. Странно, но я не чувствовал жалости. Я закрыл дверь.

Я стоял в равнодушной пустоте, тщетно стараясь найти хоть какое-либо подобие дороги. Но пустота на то и пустота, чтобы этих дорог не было. А поскольку стоять было довольно рискованно, я решил идти, пренебрегая отсутствием дорог. Получалось плохо, но сейчас это был максимум, на который я оказался способен. Пейзаж в силу определённых причин не поражал воображение разнообразием, и одинокая фигура, лениво бредущая мне навстречу, заняла всё моё накопившееся внимание.

Она была печальна и прозрачна. В руке мой нежданный бездорожный визави нес маленькую мерцающую арфу. Он упрямо смотрел себе под ноги и заметил меня, лишь в тот момент, когда до нашего столкновения оставались считанные шаги. Мы оба замерли, с напряжённым интересом разглядывая друг друга. Не знаю насколько его заинтересовали мои рога, а вот я нашёл, что стоящий передо мной явно лишён налёта тривиальности. У него не было лица.

— Ты ищешь дорогу, — он не спрашивал, он и так знал ответ. В связи с этим специфическим знанием моего разговорчивого собеседника, я не стал отвечать, предпочитая дождаться продолжения.

— Ноты ушёл из места, откуда нет дорог, — безликий наклонил лишенную волос голову, — они там просто без надобности. Оттуда ещё никто не уходил.

Я продолжил настойчиво молчать.

— Так что заканчивай искать и начинай создавать, — он провёл пальцами по едва заметным струнам. Раздался тихий, одинокий мотив.

— Создавать… — я впервые подумал о такой возможности. Было в этом что-то величественное, что-то для