В обмен на это на западе Польша могла получить Силезию, Восточную Пруссию, включая, вероятно, даже Кенигсберг. Миколайчик твердо выступал против подобных переносов бывших польских границ. Как он рассказывал позже, он ответил, что, по его мнению. «…у России не больше прав на половину нашей страны, чем на территорию Соединенных Штатов от Атлантики до Миссисипи…».

Президент посоветовал польскому премьер-министру встретиться со Сталиным и снова попытаться найти условия соглашения. Он заметил, что, разговаривая со Сталиным, нужно держать пальцы скрещенными. Но все же «вы, поляки, должны прийти к соглашению с Россией. У вас нет шансов победить Россию самостоятельно, а… британцы и американцы не намерены бороться с Россией».

Хэлл дал тот же самый совет в гораздо более витиеватых выражениях.

Миколайчик согласился на встречу со Сталиным, и президент пообещал направить маршалу послание с просьбой принять Миколайчика.

Пока в Вашингтоне проходили эти переговоры, Гарриман, по просьбе президента, попытался выяснить, есть ли шансы на примирение. Изучив стенограммы бесед президента с Миколайчиком в Вашингтоне, 10 июня он заметил Сталину, что отношение Рузвельта к Польше со времени встречи в Тегеране не изменилось, но он озабочен будущим статусом Львова. Однако он верит в возможность урегулирования этого вопроса между русскими и поляками и уверен, что при благожелательном отношении Сталина к этой проблеме соглашение может быть достигнуто. Сталин дал уклончивый ответ: «…если в польско-советских отношениях возникнут осложнения, он информирует президента».

Сталин также заметил, что, по его мнению, будет полезно, если Гарриман побеседует с членами Национального совета Польши – фаворитами Кремля, – которые недавно прибыли в Москву. Дело в том, объяснил он, что они живут в Польше, а не в эмиграции и могут рассказать ему много полезного. Гарриман согласился на неофициальную встречу, которая состоялась на следующий день. Поляки охарактеризовали свой Совет как союз всех польских групп центристского и левого направления, желающих превратиться в польский парламент, в котором будут присутствовать демократические элементы. Главная цель Совета – выгнать немцев из Польши, в то время как подпольное правительство, возглавляемое генералом Соснковским. недостаточно активно борется против немцев, допустило убийство сторонников польского народного движения и сотрудничает с немецким гестапо. Поляки добавили, что хотели бы связаться с бывшими демократическими членами лондонского правительства, в том числе и с Миколайчиком, которых, по их твердому мнению, можно убедить сотрудничать с Советом. Что же касается границ, они сообщили послу свое мнение, что Польша только выиграет, если будет сотрудничать с Советами, а не займет непреклонную позицию; что они надеются сохранить за Польшей нефтяные месторождения Галиции и Львов, а также расширить польскую территорию на западе. Они предложили направить в Польшу американского военного наблюдателя, чтобы он сам изучил ситуацию в стране и увидел, кто пользуется поддержкой польского народа.

Гарриман рекомендовал Вашингтону подумать о том, чтобы направить в Польшу наблюдателя. Позже в тот же день он попытался выяснить у Молотова, как советское правительство отнесется к такому шагу, но тот уклонился от ответа. Отчеты посла президенту и Хэллу о его переговорах со Сталиным и этой польской группой поступили в Вашингтон, когда Миколайчик еще был там.

Если мы посмотрим ответ Миколайчика на совет американцев и ответ Сталина Гарриману, трудно понять оптимизм, которым пропитано послание Рузвельта Сталину от 17 июня после отъезда Миколайчика. Снова заявив, что он не пытается вдаваться в подробности разногласий и у него нет определенного плана их урегулирования, он сказал, что хочет, чтобы советский вождь знал: он считает Миколайчика искренним и разумным человеком, склонным к упорным попыткам установить хорошие отношения Польши с Советским Союзом. Он полагал, что его недавний посетитель не допустит, чтобы мелочи помешали ему попытаться найти решение, и охотно поедет в Москву, если Сталин сочтет желательным его присутствие. 20 июня Черчилль отправил Сталину послание, пропитанное тем же самым уважением к праву Сталина поступить по-своему.

И он поступил. Ответ Сталина президенту, как и многие его послания, касающиеся Польши, был отправлен, когда решение уже было принято. Поскольку ничто не говорит о готовности Миколайчика сделать шаг к принятию советских условий примирения, заявил он, ему трудно выразить какое-либо мнение о полезности визита поляков в Москву. В тот же день, 24 июня, Сталин заверил Черчилля, что не собирается учреждать на территории Польши советскую администрацию, это придется сделать самим полякам. Настоящая задача возложена на Национальный совет Польши или его дочерние организации, так как подпольные элементы, возглавляемые польским правительством в Лондоне, оказались недолговечными и эфемерными. Относительно Миколайчика Сталин сказал, что не отказывается от встречи с ним, но будет лучше, если тот обратится к Национальному совету Польши.

Ответ Сталина поразил президента. Но Миколайчик, похоже, не удивился, поскольку в период между отсылкой послания Сталину и ответом от него он, по возвращении в Лондон, дважды разговаривал с русским послом при лондонском правительстве Польши Лебедевым. Во время второй беседы тот предложил лондонскому правительству избавиться от некоторых своих членов, в частности от президента Рачкевича и начальника штаба Соснковского. Он также настаивал, чтобы после реорганизации лондонского правительства оно отказалось от шага, ведущего к разрыву с Советским Союзом, а именно не обращалось в Международный Красный Крест по поводу убийства в Катыни. Миколайчик рассмеялся над предложениями посла и заметил: «Вы просите меня, бывшего министра правительства Сикорского, предать это правительство!» Русский посол кивнул, и Миколайчик заметил: «Тогда нам с вами не о чем разговаривать!»

Пока шли эти обмены посланиями, польские группы, работая рука об руку с советским правительством, брали на себя управление Польшей. Советские чиновники приобретали все большую уверенность, что при всем недовольстве таким положением британское и американское правительства не станут мстить и рисковать разрывом отношений ради спасения лондонского правительства.

Национальный совет Польши, 21 июня собравшийся в Хельме, сформировал Комитет национального освобождения, в основном состоявший из коммунистов и им сочувствующих. Среди его членов были Берут, вскоре назначенный президентом конкурирующего правительства Польши, и генерал Берлинг, командующий польскими войсками, сражавшимися в составе Красной армии.

Получив отпор, Рузвельт отказался от дальнейших попыток в ближайшем будущем повлиять на Сталина, но Черчилль продолжал делать все, чтобы предотвратить действия, способные положить конец лондонскому правительству. Предупредив Миколайчика об этой опасности, британское правительство уговаривало его принять прохладное предложение Сталина о встрече в Москве. Несмотря на условия, с которыми ему предстояло согласиться, Миколайчик все-таки поехал.

25 июля Комитет национального освобождения выпустил манифест, в котором объявил Люблин столицей Польши. На следующий день советское правительство подписало соглашение с Комитетом национального освобождения, определяющее отношения между гражданской администрацией и советским главнокомандованием в Польше. Управление на освобожденной территории Польши поручалось комитету.