Дьюранд вспомнил о том, сколько всего он скрывает от своего господина.

— Это могила? — раздался чей-то голос.

У могильной насыпи в сиянии рассвета стоял лорд Монервейский. Его вопрос повис в воздухе, оставшись без ответа.

— Лорд Ламорик, после всего случившегося я должен…

— Морин, я далеко не всегда был тем, кого здравомыслящий человек желает видеть супругом своей сестры, — произнес молодой лорд, взяв Дорвен под руку.

Повисло молчание. Лорд Морин, видимо, решив оставить при себе все то, что собирался сейчас произнести, спросил:

— Почему вы решили ко мне присоединиться? Зачем… — он показал рукой на могилы. — К чему эти жертвы?

— У нас есть на то причина.

— Радомор.

— Он думает, что станет королем.

— За ним пойдут многие, — Морин кивнул, не вступая в спор.

— Если Рагнал потеряет корону, кое-кто очень обрадуется, если ее возложат на чело Радомора. Впрочем, если мы сегодня победим, нам нечего бояться.

— Почему?

— Если на турнире победит Радомор, он потребует, чтобы вы отдали ему свой голос на Совете.

Морин не стал возражать.

— Победив, он получит право потребовать от вас все что угодно, — продолжил Ламорик. — Если, конечно, Радомору под силу одолеть нас.

Морин надолго задумался.

— Он будет вправе требовать все, что угодно, — наконец задумчиво повторил он.

— Он возьмет с вас клятву чести.

— Я принес клятву, — прошептал Морин. — Будучи маршалом Северного войска, перед лицом государя и принца я торжественно пообещал соблюдать правила турнира. Свидетелем моей клятвы был главный герольд Эрреста Кандемар. Полтысячи рыцарей связаны узами клятв верности моему дому, равно как и я, — ибо дал слово заботиться о них. В своих землях я — верховный судья, вестник королевской справедливости. Мне приходится рассматривать тысячи дел, — лорд замолчал. — Я не могу отречься от клятвы.

— Этого не понадобится, — заверил Ламорик. — Мы не дадим Радомору победить. Ступайте к своим рыцарям. Расскажите обо всем тем, кто станет вас слушать. В этот день только от нас зависит: воссядет ли Радомор на престол или нет.

Морин опустил взгляд на могилу под ногами:

— Он был вашим другом, — молвил он.

— Эйгрин был себе на уме. И все же за всю свою жизнь я не встречал человека мудрее его.

Морин, кивнув, резко одернул плащ и, уходя, бросил:

— Что ж, будем биться так, чтобы его жизнь не стала бы платой всего лишь за один день отсрочки.

— Рыцари готовы сложить головы, но не допустить на трон узурпатора, — произнесла Дорвен.

Ламорик кивнул и дотронулся до плеча Дьюранда:

— Хорошо, что ты заставил нас вернуться, — сказал он и направился с женой в свой шатер.

Дьюранд встал на колени, обратив лицо к восходу, точно так же, как за день до этого делал Эйгрин. Опустив руку на изрытую землю, Дьюранд коснулся узенького треугольника желтой материи, торчащего из могилы, словно полевой цветок. Вперив взгляд в землю, воин сжал материю двумя пальцами.

Через час снова полил дождь.

Дьюранд внимательно смотрел, как король в сопровождении одетых в черное чиновников поднимается на трибуну. Несмотря на усыпанную сапфирами корону, Рагнал выглядел бы уместнее на поле боя среди войск, а не в замке в окружении трусов, предателей и дураков.

Вода струилась по кольчугам. Рыцари, выстроившиеся в ряды под небом, затянутым низко висящими тучами, ждали сигнала к началу турнира. Воины поправляли воротники кольчуг руками, закованными в латные рукавицы, трепали лошадей по шее, надевали шлемы. Ни бравады, ни похвальбы. Гибель Эйгрина резко изменила настроение рыцарей. Лишь безумец мог еще верить в то, что ему предстоит участвовать в игре, а не в смертельной битве. Некоторые рыцари даже переметнулись в Южное войско — крысы бежали с тонущего корабля.

Промокший насквозь Гермунд стоял среди оруженосцев, втянув голову в плечи:

— У Радомора столько же людей, сколько и вчера. Ни один не покалечился — разве что коленку разбил.

Несмотря на отвратительную морось, сочившуюся с небес, воины, одетые в цвета Ирлака, как и прежде сидели, возвышаясь, в седлах. От Радомора исходили воины столь жгучей злобы, что она, казалось, была способна обратить падающую с небес воду в пар. Перед Радомором стоял на коленях его телохранитель, согнувшийся в земном поклоне. Ни он, ни его господин, казалось, абсолютно не пострадали в столкновении, в котором накануне погибли три коня и один рыцарь. Между рядов сновали чернецы, распугивая лошадей.

— Мне это не нравится, — пробормотал Гермунд. — Радомор вышел на ристалище. Поверить не могу. Вчера его волоком утащили с поля, а сегодня он снова в седле, будто ему только плечо вывихнули. Так не бывает!

Гутред что-то пробурчал под нос. Дождь струился по его лицу, на котором застыло невозмутимое выражение.

— Да и войско наше поредело, — продолжил Гермунд. — Очень похоже на площадь после базарного дня.

— Люди есть люди, — отозвался Гутред. — Они склонны бежать в страхе, нежели, следуя голосу совести, присоединиться к слабому, на стороне которого правда.

— Позор, — кивнул скальд.

— Что еще хуже — в нашем отряде потери, — вздохнул Гутред. — Вчера погибли Эйгрин и этот… молоденький… Кэйдан. А сегодня мы лишились еще двоих — ублюдок Масгред вдруг обнаружил, что потянул плечо — разболелось оно, как ни странно, только утром, а Бейден слег с лихорадкой.

Дьюранд вспомнил замогильный стон, который раздался, когда Бейден наступил на грудь покойного Эйгрина. Берхард говорил, что жуткий ритуал, который они проделали над трупами, накладывает на человека отпечаток. Впрочем, Бейден мог просто струсить.

— Плохо дело, — пробормотал Дьюранд, оглянувшись на Северное войско, тонкой линией растянувшееся поперек ристалища.

Воинство Радомора было заметно больше. Окидывая взглядом воинов, Дьюранд лихорадочно пытался придумать тактику, которая позволит свести на нет численное превосходство противника. Радомору нельзя было отказать в уме. Весь вчерашний день он простоял со своим отрядом на месте, не тратя понапрасну сил, поэтому схватку на ристалище никто не воспринимал всерьез. Только к вечеру он пошел в отчаянную атаку, которая лучше всяких слов дала понять окружающим, что грядет настоящая битва.

— Умно, — пробормотал Дьюранд. — Радомор весь день играл с нами как кошка с мышкой, а потом сделал один рывок — и что в результате? Двадцать человек дезертировало.

— Без них обойдемся, — отозвался Гутред.

Дьюранд от всей души надеялся, что старый оруженосец окажется прав.

— Пока вы вчера сражались, я внимательно следил за трибунами, — сказал Гермунд. — Сейчас уже можно точно сказать, откуда ветер дует.