— Тук! Тук! Тук! — раздавались удары молотка.

Дьюранд Берхард и Конзар стояли на морском ветру рядом с грудой земли. Берхард приложился к бурдюку с вином. По левую и правую руку от них чернело море.

— Таких могил много. Сначала мелкую выкопают, а потом переделывают, углубляют. Душегубы, самоубийцы. И дети, не дожившие до освящения в храме, когда им дают имя. Проклятые слетаются на таких мертвецов, как пчелы на мед.

Бейден возился в могиле. Один раз он неудачно поставил ногу, видимо, наступив Эйгрину на грудь, отчего труп издал протяжный стон.

Сердце замерло в груди Дьюранда:

— Владыка Небесный, — прошипел он.

— Это легкие. Как кузнечные меха, — пояснил Берхард, но все-таки не преминул сложить ладони в знаке Небесного Ока и хлебнуть вина. — Это просто легкие. Я уже слышал, как сегодня кое-кто поминал Небесные Силы.

— Черт, — выругался Дьюранд.

Берхард протянул ему бурдюк. От вина пахло орешником и желудями. Дьюранд передал бурдюк Конзару.

Бейден продолжал трудиться, не ведая ни страха, ни печали.

Когда работа была закончена, а могилы засыпаны землей, четверо мужчин едва не падали на землю от усталости.

Берхард, утиравший со лба пот перемазанной грязью рукой, вздохнул, обращаясь к Дьюранду:

— Эх, жаль, что ты неграмотный. Если б ты умел писать, все было бы гораздо проще. Накарябал бы пару строчек из "Книги Лун". Наш старый друг…

— Эйгрин?

— Называть мертвеца по имени?! Даже и не думай! Написали бы просто: здесь лежит наш друг, некогда желавший присоединиться к святому ордену септаримов.

— Ага.

— Долгие годы учился в Лойгерне… или Пэннонгэйте — запамятовал, где, чтобы служить королю. Потом встретил девушку… Примерно в таком духе. Вот почему ему так хорошо удавалось цитировать священные тексты, — вздохнул Берхард, — "Книгу Лун" и все остальное. Не знаю, что происходит за храмовыми стенами, но септаримы учат своих на совесть. Пишешь все это на кусочке меди или свинца, если под рукой нет меди, и суешь покойнику в рот. Тогда Проклятым будет куда как сложнее добраться до мертвеца. А самое главное, он уже никогда не встанет из могилы. Хорошо, что с нами Бейден. Ужасная работенка. Когда я служил в Оберне, знавал одного воина, который сознался на исповеди священнику, что творил такие дела. Священник наложил на бедолагу епитимью — несчастному ублюдку пришлось пешком отправиться в паломничество к алтарю, установленному на месте высадки Сэрдана, что в Уэйвэндинге. И священник был прав, — Берхард покачал головой. — Такие дела оставляют на человеке отпечаток, — одноглазый рыцарь усмехнулся. — Бейден — настоящий сукин сын. То, что он сделал сегодня ночью, — не самый страшный грех, по сравнению с теми, что он уже взял на душу.

Вернувшись в палатку и смежив веки, Дьюранд моментально провалился в сон. Ему снилось, как что-то движется в темноте. Во мраке метались тысячи тысяч теней. Одна из них сейчас скользила по лагерю, продираясь между палаток, — жутковатое сочетание когтей и мышц. Плоская голова неповоротливого чудовища поворачивалась из стороны в сторону, ярко сверкали синие глаза. Наконец оно остановилось возле двух свежих могил, на мгновение замерло, а потом, неожиданно придя в движение, резко всадило когти в землю.

Тварь погружалась все глубже, энергично работая лапами. Дьюранд заметил, как в пасти сверкнули острые, как иглы, зубы. В земле мелькнул край желтой материи — саван, сшитый грубыми нитками из попоны. Тварь рванула когтями материю, и Дьюранд увидел белое как мел лицо покойника. Когти растянули синеватые губы мертвеца и разжали рот. Увиденное удовлетворило чудовище и оно, схватив за края савана, резко рвануло. Тело, намертво пригвожденное Бейденом, тряпичной куклой моталось в могиле, а чудовище все тянуло и тянуло его вверх. Тварь металась над могилой, издавая пронзительные вопли ярости, но единственное, что ей удалось вытащить на поверхность — край савана, в который было завернуто тело Эйгрина.

Дьюранд проснулся в желто-зеленой палатке, некогда принадлежавшей Керлаку, и, заморгав глазами, попытался вдохнуть немного воздуха через сломанный нос. Приподнявшись, воин осмотрел свой нехитрый скарб. Накидка, которую он надевал поверх доспехов, была холодной, задубела, словно мясницкий фартук, превратившись из зеленой в бурую. Щит покрывали глубокие царапины, а шлем — вмятины. По длинному клинку расползались паутинки ржавчины.

Сегодня отряду предстояло не только пережить еще один день турнира. Сегодня им надо было победить. Ожидание томило, хотелось поскорее выйти на ристалище.

В палатку скользнул красный лучик рассветного солнца и вместе с ним внутрь просунулась голова, украшенная богатой шевелюрой:

— Сэр. Я оруженосец сэра Берхарда. Гутред послал меня за вашей накидкой. Он очень ругался и сказал, что скорее сдохнет, чем позволит вам выехать на ристалище в грязном и выставить Ламорика дураком. Еще он сказал, что у вашей лошади нет попоны. Это так, сэр?

— Что?

Юноша, само воплощение святой невинности, моргая, глядел на Дьюранда.

— Да, точно. Попоны нет.

Молодой человек кивнул и скользнул в палатку, пропуская мимо ушей объяснения, в которые пустился Дьюранд. Они его не касались. Юноша наклонился, поднимая с пола перемазанную кровью и грязью накидку.

— Времени нет, — промолвил Дьюранд, понимая всю безнадежность попыток переубедить оруженосца. Юноша поднял собранные в кучу грязные вещи и попятился из палатки, не обращая внимания на уговоры Дьюранда. На прощание он вежливо улыбнулся воину и произнес:

— Завтрак готов.

Дьюранд снова оказался один. Глаза ел запах щелока, появившийся в палатке вместе с оруженосцем. Труд юноши был не из легких. Дьюранд улыбнулся — в жизни рыцаря есть свои преимущества.

Выйдя из палатки, Дьюранд первым делом глянул на пятачок, где они схоронили павших рыцарей. Холмик земли возвышался над могилой Эйгрина, расположенной на самом краю восточного утеса. Вспомнив о привидевшемся ночью кошмаре, Дьюранд быстрым шагом направился к могилам.

Увидев силуэты двух человек, Дьюранд замер. Перед ним стояли Дорвен и Ламорик, и Дьюранд молча склонился в поклоне.

— Здравствуй, Дьюранд, — промолвил молодой лорд.

— Доброе утро, ваша светлость. Здравствуйте миледи.

Дорвен хорошо играла свою роль. Даже после всего, что случилось, она казалось спокойной и расслабленной.

— Видел ли ты вчера моего брата? — спросил Ламорик.

— Я не… — запнулся Дьюранд.

— Я о брате. Его послал отец. Представлять Гирет на Великом Совете. Он приехал. Я его видел на трибуне.

— Я не…

— И все же он здесь. Лендест, наследник герцога Гиретского. Он достаточно мудр, чтобы не участвовать в турнирах и заговорах, когда дома столько дел, — Ламорик виновато посмотрел на жену. — Так было всегда. Он дома, а я — в пути. Он весь в заботах, а я — все развлекаюсь да баклуши бью, — молодой лорд кивнул на доспехи Красного Рыцаря. — Впрочем, какая разница. Я прав?