Но это был не единственный неприятный эпизод из семейной жизни: рано или поздно должен был встать вопрос о том, кто является полноправным правителем Восточной империи. Надо сказать, что св.Евдокия тоже была деятельной женщиной, как и св. Пульхерия, и наличие двух центров власти в столице мало удовлетворяло ее, тем более что по активности муж заметно уступал сестре, а св. Пульхерия вовсе не собиралась уступать своих позиций по управлению государством.

Впрочем, несмотря на все старания придворных партий посильнее столкнуть двух август, св. Евдокия продемонстрировала блестящие нравственные качества своей души. Она осталась незамешанной ни в одну политическую или придворную интригу и ни разу не позволила себе резких мер и высказываний в адрес св. Пульхерии. Весь свободный досуг она посвятила Богу и созданию замечательных литературных произведений, переложив в стихи гомерического размера избранные места из книг Моисея. В том же духе она переложила пророческие книги Захария и Даниила, а также некоторые эпизоды из жизни Иисуса Христа. Особенно ей удалась поэма о св. Киприане Антиохийском, в которой изображалась борьба христианства с язычеством[717].

Со временем при ней образовалась группа интеллектуалов, среди которых выделялись придворные Павлин и Кир. Видимо, это обстоятельство несколько взволновало св. Пульхерию, посчитавшую вновь образованную придворную партию вполне способной оттеснить ее от власти. Конечно, она не собиралась воевать за нее – напомним, что помыслы старшей сестры св. Феодосия были обращены к Богу, и обет девства был дан ею далеко не случайно. Но в сознании старшей царственной сестры утвердилась мысль о ее долге перед Римской империей, и св. Пульхерия всерьез опасалась, зная слабости своего брата, что перемена фаворитов у трона неизбежно негативно скажется на делах государства.

Сама царица первое время отдалась воспитанию дочери, но после ее замужества и отъезда в Равенну жизнь св. Евдокии утратила привычный смысл и ритм. Беспокоясь о Евдоксии, она упросила мужа разрешить ей отправиться в Иерусалим, чтобы у Гроба Господня помолиться о благополучии молодой четы; и муж, конечно, удовлетворил ее просьбу. Надо сказать, что женщина той эпохи, даже царственная женщина, редко покидала пределы дворцов. Ранее только императрица св. Елена решилась на столь далекое путешествие. Теперь на него отважилась и св. Евдокия. Предыстория этого паломничества также не лишена интереса. Зимой с 437 на 438 г. в Константинополь прибыла палестинская подвижница и римская аристократка преподобная Мелания Младшая. Именно она уговорила царя отпустить жену в Иерусалим, и вскоре в лице путешествующей особы всем предстала сильная личность, до сих пор скрывавшая свой ум, волю и характер[718].

Окруженная подобающей свитой, она отправилась в Антиохию, где произвела настоящий фурор своей образованностью, благочестием и обаянием. Восхищенные антиохийцы воздвигли в ее честь на площади города бронзовую статую, а в сенате – золотую. В ответ св. Евдокия выделила значительные личные средства на укрепление стен города, строительство нового храма и сооружение общественных бань. После Антиохии св. Евдокия отправилась в Иерусалим, где и провела восемь месяцев, живо интересовалась бытом тамошнего монашества, занималась благотворительной деятельностью, строила монашеские общежития и лавры, часто общалась с подвижниками Православия. В 439 г. она вернулась из Иерусалима и привезла в Константинополь множество реликвий, в том числе мощи святых[719].

К несчастью, по приезде ее отношения со св. Пульхерией резко ухудшились. Как обыкновенно бывает, истинных причин ссоры между членами святой семьи не знает никто; можно догадаться, что, как любая жена, она хотела видеть мужа настоящим правителем государства, и ей казалось, что наличие св. Пульхерии у кормила власти рядом и даже впереди брата искусственно принижает его способности и таланты. Это настолько стандартный мотив поведения для любящей женщины, что трудно отказаться от мысли, что он не был чужд и св. Евдокии. По-видимому, ей казалось, что царь, ставший к тому времени уже зрелым мужем, способен самостоятельно управлять государством и, более того, сможет избежать некоторых крайностей и ошибок, которые она находила в деятельности золовки. Зная отношение царя к патриарху Несторию, принимая в расчет его горячее желание сохранить единство и мир в Церкви, можно сделать вывод о том, что некоторые церковные нестроения после Эфесского Собора 431 г. царица связывала именно с позицией св. Пульхерии, находя ее излишне ригористичной.

Надо полагать, аналогичные мысли посещали и самого императора, которому внушали, будто высокое уважение, демонстрируемое окружающими его сестре, автоматически предполагает некоторое принижение царского статуса. Очевидно, что, как всегда чуткое, придворное окружение умело читать мысли царя и давало им нужный ход. По крайней мере, евнух Хрисафий, состоящий при императоре и, как все фавориты, желающий приумножить свое влияние, деятельно соучаствовал в этой интриге, целью которой стало полное отстранение св. Пульхерии от власти.

Как полагают, в очередной раз его величество случай помог ему в этом. Как-то раз св. Пульхерия попросила брата подарить ей сад, очевидно, очень красивый, прилегающий к одному из дворцов. Святой Феодосий ничего не имел против этого и, не глядя, подписал эдикт, поднесенный ему сестрой. В этом, конечно, нет ничего удивительного – кто стал бы вычитывать документ, поднесенный родным человеком, делившим с тобой все тяготы управления государством и обратившимся с простой просьбой?

Каково же было его удивление, когда на заседании сената, на котором присутствовал и сам государь, св. Пульхерия вслух прочла этот документ, где между прочим значилось: «Весь дворец, дворы и сады императрицы дарованы мне императором. Императрица Евдокия становится моей рабыней». Конечно, император был в гневе и немедленно отстранил сестру от всех дел; более того, он приказал новому Константинопольскому патриарху св. Флавиану (447—449) рукоположить ее в диаконисы, чего все же не случилось[720].

Гордая дочь императора Аркадия, узнавшая о замыслах брата, не стала воевать с самым близким для себя человеком. Она решительно заявила ему о том, что отказывается от соправительства, отослала обратно своего препозита, распустила двор и в 443 г. вообще удалилась от дел, переехав в Едом, где с тех пор стала жить в своем дворце по монашескому уставу[721].

Ничего удивительного или неожиданного эта история не имеет и вполне правдоподобна. Насколько можно судить, инцидент произошел вскоре после III Вселенского Собора, где позиции брата и сестры резко разошлись. Святая Евдокия и св. Феодосий Младший были на стороне Нестория, напротив, св. Пульхерия была недовольна тем, как император оценил для себя существо вероисповедального спора и разбирался с противоборствующими сторонами. Кроме того, втайне она не желала примириться с тем небрежением, которое ранее публично выказывал ей Константинопольский патриарх Несторий. Видимо, св. Пульхерия в запальчивости решила напомнить брату некоторые его недостатки, в частности, известную небрежность при изучении отдельных документов. Конечно, для этого совсем не обязательно было выносить ошибку императора на публичное осмеяние – видимо, сестра действительно забыла, что перед ней не мальчик, которого она растила, а уже взрослый муж и император.