Карл Драйден начал мотать головой, не столько в знак отрицания, сколько с недоверием.

– Это Ван Эк подтолкнул нас вложить деньги в фонд Ритвельда.

– Ты сам этого хотел! – возразил тот.

– Я хотел начать расследование по делу тайного покупателя, приобретающего плантации юрды в Новом Земе. Ты сказал… – Драйден замолк, его глаза выпучились, рот приоткрылся. – Это был ты! Ты – тайный покупатель!

– Ну наконец-то, – пробормотал Каз.

– Вы же не думаете, что я мог обмануть собственных друзей и соседей, – произнес Ван Эк с мольбой в голосе. – В этот фонд вложены и мои деньги! Я потеряю не меньше, чем вы!

– Нет, если ты заключил сделку с шуханцами, – ответил Драйден.

Радмаккер снова стукнул молотком.

– Ян Ван Эк, как минимум ты растратил ресурсы этого города, выдвинув необоснованные обвинения. Как максимум ты злоупотребил своим положением в городском совете, пытался обмануть друзей и нарушил целостность этого аукциона. – Он покачал головой. – Аукцион был скомпрометирован. Его нельзя продолжать, пока мы не определим, сознательно ли кто-то из членов совета направлял деньги одному из участников.

Шуханский посол снова недовольно закричал. Радмаккер стукнул молотком.

Затем все произошло в одно мгновение. Три фьерданских дрюскеля кинулись к сцене, и городская стража поспешила перекрыть им дорогу. Шуханские солдаты начали проталкиваться вперед. Проливные взмахнули руками. А потом, над всем этим, подобно безутешному крику скорбящей женщины, завыла чумная сирена.

Все резко умолкли. Люди замерли и подняли головы, прислушиваясь к этому звуку. Звуку, который они не слышали уже больше семи лет. Даже в Хеллгейте заключенные любили рассказывать о «чуме придворной дамы», последней сильной волне болезни, ударившей по Кеттердаму, о карантинах, лодках для больных, о том, как мертвые скапливались на улицах быстрее, чем телосборщики успевали собирать и сжигать их трупы.

– Что это? – спросил Кювей.

Уголки губ Каза приподнялись.

– Это, Кювей, звук, который издает смерть, когда приходит с визитом.

Через секунду звуки сирены заглушились воплями людей, проталкивающихся к дверям церкви. Никто даже не заметил, когда прозвучал первый выстрел.

Колесо закрутилось, золотые и зеленые панели кружили так быстро, что сливались в один цвет. Затем оно замедлило ход и остановилось, и какое бы там ни выпало число, должно быть, оно оказалось удачным, раз люди так радостно завопили. В комнате игорного дворца было невыносимо душно, и голова Нины сильно чесалась под париком в форме колокола, который ничуть ей не шел. Довершало образ безвкусное платье. В кои веки Нине не хотелось привлекать внимание.

Девушка прошла незамеченной к первой точке на Западном Обруче, потом ко второй, а затем направилась в Восточный Обруч, делая все возможное, чтобы оставаться невидимой в толпе. Та сильно поредела из-за блокад, но людей ничто не остановит, когда дело касается удовольствий. Девушка заглянула в игорный дворец в паре кварталов к югу от этого. Ее работа на вечер почти закончилась. Каз вдумчиво отнесся к выбору заведений. Это будет ее четвертый и последний пункт назначения.

Улыбаясь и радуясь вместе с другими игроками, Нина открыла стеклянный контейнер в кармане и сосредоточилась на черных точечках внутри нее. Чувствовала исходящий от них холод, ощущение чего-то большего, чего-то инородного, взывавшего к силе внутри нее. Девушка замешкала лишь на секунду, слишком хорошо помня зябкость морга, зловоние смерти. Она помнила, как стояла над трупом мужчины и сосредотачивалась на обесцвеченной коже вокруг его рта.

Раньше она использовала свои способности, чтобы заживлять или разглаживать кожу, придавать румянец щекам, но тогда Нина сконцентрировалась на тех гниющих клетках и направила тонкую оболочку омертвевшей плоти в стеклянную пробирку. Затем спрятала ее в черный бархатный мешочек, и теперь она стояла в этой шумной толпе, наблюдала за яркими цветами колеса и чувствовала вес этого мешочка, свисающего на серебряном шнурке с ее запястья.

Девушка наклонилась, чтобы сделать ставку. Одной рукой положила фишки на стол. Другой – открыла пробирку.

– Пожелайте мне удачи! – обратилась она к крупье, позволив открытому мешочку задеть его руку. Мертвые клетки высыпались на его пальцы и размножились на здоровой коже.

Когда он потянулся к колесу, его пальцы уже почернели.

– Ваша рука! – воскликнула женщина. – Вы чем-то испачкались.

Он потер руку об вышитый зеленый жилет, словно измазался в обычных чернилах или угольной пыли. Нина пошевелила пальцами, и клетки поползли по рукаву к вороту рубашки, расплываясь черным пятном на его шее, челюсти и вплоть до нижней губы.

Кто-то закричал, и игроки попятились от крупье, пока тот недоуменно оглядывался. Люди за другими столами раздраженно отвлеклись от своих карт и костей. Пит-босс и его прислужники уже шагали к ним, готовясь положить конец ссоре или любой другой проблеме, мешающей работе.

Скрывшись в толпе, Нина взмахнула рукой в воздухе, и клетки перепрыгнули на женщину в дорогих жемчугах рядом с крупье. На ее щеке появилось черное пятно – безобразный паучок, сползший по ее подбородку на лебединую шею.

– Олена! – закричал ее грузный спутник. – Твое лицо!

Олена зацарапала себе шею и побежала в поисках зеркала, а другие посетители с криками бросились врассыпную.

– Она коснулась крупье! Это передалось и ей!

– Что передалось?

– Прочь с дороги!

– Что здесь происходит? – требовательно спросил пит-босс, хлопнув растерянного крупье по плечу.

– Помогите! – взмолился тот, поднимая руки. – Со мной что-то неладное.

Пит-босс посмотрел на черные пятна на его лице и руках и быстро отошел, но было слишком поздно. Рука, которой он коснулся его плеча, стала безобразного темно-фиолетового оттенка, и мужчина тоже закричал.

Нина наблюдала за воцарившимся ужасом, виляющим по игорному залу, как сердитый пьяница. Игроки спешно кинулись к выходу, сбивая стулья и попутно собирая фишки, даже несмотря на угрозу смерти. Столы перевернулись, карты рассыпались, посуда разбилась об пол. Люди мчались к дверям, отталкивая друг друга с дороги. Нина пошла за ними, позволив толпе нести себя прочь из игорного зала прямиком на улицу. В каждом месте, где она останавливалась, все проходило по одному и тому же сценарию – сначала страх медленно растекался по людям, а затем резко вырастал в полномасштабную панику. Наконец-то Нина услышала сирену. Ее волнообразный вой снизошел на Обруч, делаясь то громче, то тише, и эхом пронесся по крышам и мостовым Кеттердама.

Туристы недоуменно переглядывались, но местные – артисты, крупье, лавочники и игроки – переменились за долю секунды. Каз предупредил ее, что они узнают этот звук и откликнутся на него, как нерадивые дети, которых звали домой строгие родители.